Под невесомым термоодеялом он уже почти уснул: мышцы приятно ныли после долгого перехода, и золотистое мерещилось под закрытыми веками.
Крупные женщины обычно двигаются легко. Она не была исключением.
Он чуть приоткрыл глаза — просто чтобы убедиться, что не ошибся.
От нее еле ощутимо пахло капустой и грибами.
И еще она была теплая и очень сильная. Гораздо сильнее, чем могло бы показаться, если судить по мягким, женственным формам. Не его тип женщины.
Он провел пальцем по чуть мерцающей линии, очерчивающей скулу и подбородок.
Она вздрогнула, вновь притянула его к себе с той же удивившей его силой. Потом отпустила, откинулась на постель. Чем-то она напоминала крупное морское животное, гладкое и массивное, не очень ловкое на суше, но прекрасное в своей родной среде. Похоже, постель и была ее родная среда, ее стихия.
— Я так тебе понравился? — Он все-таки испытывал некоторую неловкость, хотя с чего бы? Оба взрослые люди…
Она чуть повела массивным плечом:
— Ну, не противен, скажем так… Но ведь дело не в этом.
— А! Свежие гены. — Он не видел, но почувствовал, как в темноте Ханна кивнула.
— Это очень важно. — Она даже приподнялась на локте; теплая прядь волос упала ему на щеку. — Думаешь, почему в древности гостю подкладывали в постель дочку хозяина, а то и жену?
— Причуды гостеприимства? — сказал он, чтобы поддразнить ее.
— Любой традиции найдется рациональное объяснение. — Она явно увлеклась. — Они тоже боялись вырождения. Сколько народу было в тогдашних поселках, да ладно, даже в античных городах? Расстояние в день пути уже казалось почти неодолимым. Дороги опасны. А значит, близкородственные браки… никаких чужаков. Разве что случайные гости. Вот и пользовались случаем освежить генофонд. Иначе полдеревни — деревенские дурачки. И дурочки. Вот тебе и все объяснения священному закону гостеприимства. А мы еще носом крутили — мол, вон какие дикари наши глупые предки…
— Веришь в рацио?
— Конечно. Любой традиции, любому самому глупому суеверию найдется свое объяснение. Стоит только копнуть.
Он подумал, что, если здесь верит в рацио не только она, экспедиторам, похоже, пришлось нелегко. Но приятно.
Она вздохнула словно земля, отдыхающая после сейсмического толчка, — закинула за голову руки и удовлетворенно потянулась.
— А ты и правда здоровый, — сказала она одобрительно. — Я помню, как себя чувствовала после переброса. Это хуже похмелья. Или гриппа. Мутит, кости ломит… И как бы не очень хорошо понимаешь, где ты.
— Я, правда, хорошо тренирован, — сказал он, словно извиняясь.