Гарри Поттер и орден феникса

– Я не стану его дергать из-за всякой ерунды. Ты же сама говоришь, это не так уж страшно. Шрам побаливал все лето… Просто сегодня сильнее, чем обычно…

– Гарри, я уверена, что Думбльдор хотел бы об этом знать…

– Да, – ответил Гарри, не сдержавшись, – это единственное, что его во мне интересует. Мой шрам.

– Не говори так, это неправда!

– Я лучше напишу Сириусу, посмотрим, что скажет он…

– Гарри, ты что? Нельзя об этом в письме! – всполошилась Гермиона. – Хмури велел нам писать очень осторожно! Где гарантии, что сов не перехватывают?

– Хорошо, хорошо, я не буду ему писать! – раздраженно отозвался Гарри и встал. – Пойду спать. Скажи за меня Рону, ладно?

– Ну нет, – с облегчением сказала Гермиона, – если ты уходишь, значит, и я могу, и это будет вежливо. Я совсем вымоталась, а завтра нужно связать побольше шапочек. Если хочешь, можешь мне помочь. Довольно занятно, и у меня уже есть опыт, я умею узоры, шишечки, всякие такие вещи.

Гарри посмотрел на ее довольное лицо и постарался сделать вид, что обдумывает это предложение.

– Ммм… Нет, спасибо, я, наверно, не смогу, – ответил он. – Завтра точно нет. У меня домашних заданий целая гора…

И пошел к лестнице в спальню мальчиков, оставив слегка разочарованную Гермиону у камина.

Глава четырнадцатая

Перси и Мягколап

На следующее утро Гарри проснулся первым. Он чуть-чуть полежал, наблюдая за пылинками в луче солнечного света, проникавшего сквозь зазор между занавесями балдахина, и наслаждаясь мыслью, что сегодня суббота. Первая неделя триместра тянулась целую вечность, как один длинный урок истории магии.

Судя по сонной тишине спальни и мятной свежести солнечного луча, рассвет наступил совсем недавно. Гарри отдернул полог, встал и начал одеваться. В комнате царило безмолвие, слышалось лишь размеренное, глубокое дыхание одноклассников и далекий щебет птиц за окном. Гарри осторожно открыл рюкзак, достал перо, пергамент и спустился в гостиную.

Он направился прямиком к камину, где давно потух огонь, уютно устроился в любимом старом кресле и развернул свиток, оглядывая комнату. Скомканные обрывки пергамента, старые побрякуши, банки из-под зелий, конфетные обертки, которыми обычно бывала завалена гостиная к концу дня, сейчас исчезли, как и все Гермионины шапочки. Смутно подумав о полчище эльфов, которые, сами того не желая, обрели свободу, Гарри открыл чернильницу, обмакнул перо, занес его над ровной желтоватой поверхностью пергамента, глубоко задумался… и через пару минут поймал себя на том, что бессмысленно смотрит в пустой очаг, абсолютно не зная, что писать.

Теперь он понимал, до чего тяжело приходилось Рону и Гермионе летом, когда надо было сочинять письма ему. Как, спрашивается, рассказать Сириусу все, что нужно, задать наболевшие вопросы и при этом не выдать потенциальному перехватчику письма сведений, которые ни в коем случае нельзя выдавать?

Довольно долго Гарри просидел неподвижно, невидяще глядя в камин. Затем его наконец осенило, он еще раз обмакнул перо в чернильницу и решительно принялся водить им по пергаменту.

Дорогой Шлярик!

Надеюсь, у тебя все хорошо. У меня первая неделя прошла ужасно, и я очень рад, что наконец настали выходные.