Багряный лес

Он подошел к кровати и собирался сесть на стул, но она попросила:

— Сядь ко мне на кровать.

— Аня, я боюсь сделать тебе больно.

Она протянула к нему руку, но не достала и бессильно уронила на одеяло. По ее щекам потекли слезы.

— Ты мне никогда не сделаешь так больно, как когда-то сделала я тебе.

Он с глубоким стоном опустил лицо.

— Не надо, Аня. Прошу: не надо.

— Я виновата. Я была глупа. — Она внезапно, словно не чувствуя боли в израненном и изрезанном теле, резко села на кровати. — Я искала тебя, чтобы сказать тебе. — Постепенно ее голос набирал силу. Ее сдавленная болезнью искренность превращалась в открытую и полную, кричащую обреченность. — Я хотела просить у тебя прощения. Виталий, я не могу без тебя! Зачем мне мир без тебя? Зачем я… Зачем, для чего я это сделала?

Анна уже кричала, и все это время тянула к нему руки, а он, оглушенный этой истерикой, ее кричащей болью, отшатнулся и попятился к дверям.

— Почему ты меня не остановил? Почему не объяснил, не рассказал, что я потеряю, чем заплачу?

Она упала на кровать и заметалась на ней, заходясь в крике.

— Где ты, мой любимый? Где я? Что со мной? Виталий!!! Я ищу тебя, но ночь… Ночь вокруг меня! Почему так темно? Где свет? Витя-а-а-а!!! Где ты?

Он бросился к ней, обнял, стараясь удержать, шептал ласковые слова, стараясь успокоить, но Анна не слышала его, продолжая биться в жестокой истерике. Ее крик его оглушал.

— Аня!.. Аня!.. Успокойся!

Он держал ее за плечи, но она с такой силой извивалась, била по кровати ногами так, что открылись раны. Он видел, как смятая простынь быстро окрашивается кровью.

— Где?… Ты… Прости меня!!! Виталий… Где ты мой любимый?..

— Помогите! — закричал он. — Быстрей же!..

Оглушенный криком он не слышал, как за его спиной отворилась дверь и в палату вбежали люди. Чьи-то руки легли на его плечи, но он дернул плечами, сбрасывая их. Он не мог отпустить Анну, так как держал ее за руки, которыми она тянулась к ранам, чтобы разорвать их.

Какой-то врач и несколько женщин быстро привязывали Анну к кровати, и она скоро оказалась неподвижной. Теперь, скрученная путами, она не могла причинить себе вреда, только напрягалась до оскала и красноты в лице.

— Аня. Аня. Аня, — словно заведенный повторял он ее имя. — Аня, это ты меня прости. Ты меня, Аня… Аня. Аня. Аня…