Женщина улыбнулась.
— Для тебя хоть звезду с неба… Ребята!..
— Ребята! — Ее возглас в палате прозвучал сдавленно, словно в испуге, словно она звала тех, кто безвозвратно уходил. Анна дернулась на своем ложе, выбросила из-под одеяла ноги. — Еще песню…
Да, — произнес мужчина, успокаивая ее. Он сидел подле кровати. По его серому лицу текли редкие слезы, которые он лишь изредка смахивал тыльной стороной кисти. — Да, моя любимая, эти песни для тебя…
Он встал, укрыл женщину одеялом, потом склонился над ней, с минуту смотрел, читая в ее чертах страдание и сны, и поцеловал ее губы, сильно пахнущие лекарством.
— Еще, — попросила она, но он, словно не слыша просьбы, выпрямился и прошел к окну и стал там, невидящими глазами смотря на город, на ночь над ним.
— Еще, Виталий…
Он обернулся.
Анна не спала. Ее глаза, отражая желтый свет настенного светильника, блестя нездоровым горячечным блеском, смотрели на него.
— Виталий, поцелуй меня еще, пожалуйста.
— Я думал, что ты спишь, — произнес он, торопливо стирая со своего лица маску печали заодно с блестящими дорожками слез.
— Поцелуй, — повторила она.
Он подошел и вновь склонился над ее лицом.
— Здравствуй.
— Здравствуй, солнце… Я тебя искала столько времени. Ты знал об этом?
Он замотал головой, как бы подавляя в себе голос правды: да, он знал все это время обо всем, что происходило в ее жизни — не мог, как ни намеревался с самого начала конца всему, как не обещал себе самому, не клялся, но так и не смог отказаться от того, чтобы незримой тенью скользить над жизнью своей любимой, чтобы хотя бы таким образом касаться ее судьбы, быть к ней причастным. Сколько раз он мог вмешаться, чтобы… Многое мог сделать, но не делал — только наблюдал, понимая, что старое вернуть невозможно. И все эти годы, и чаще к настоящему времени, думал о всепрощении. Именно о том всепрощении, которое говорит, что надо прощать все и всем, прощать абсолютно и не отягощать себя, свои душу и сердце камнем сомнений, страданий, или того хуже, местью. Он был уверен, что простил. Простил он, но не простила его любовь. Странно, но и странной была его жизнь, и странных женщин он любил. Его чувства страдали и угнетались невозвратностью, но едва только мысль, подговоренная сознанием, мечтами или воспоминаниями, говорила о том, что все можно, все возможно, надо только захотеть, как тут же любовь глушила все надежды воспоминаниями своей боли и унижений. Она не мстила, а только напоминала о том, что "предавший однажды — предаст и в последующем". Предостерегала. Оберегала. Предупреждала. Потому что она любила его за то, что он принадлежал ей и умел с нею обращаться, умел пользоваться своей любовью.
— Я был далеко, — объяснил он, скорее всего сам себе свою неправду. — Но как только узнал, что с тобой… Как только узнал, так сразу приехал. Прости, что не смог раньше.
Она поморщилась и тихонько застонала. Виталий забеспокоился:
— Тебе больно? Я пойду, позову медсестру или врача.
— Нет, — остановила его Анна, — не надо никого звать. Не уходи. Я слишком долго тебя ждала, чтобы отпустить. Побудь еще немного.
ebooksa