– Потом, позже, – пробормотала писательница, уронила руки на стол, опустила на них голову и тоже прикорнула.
Пронесся вечер, прошла ночь, прогудело утро в окно. Закукарекал петух. Три его курочки побежали откладывать яйца. Вот и вся живность Сказочницы. Но и этой живности хватило, чтобы разбудить сестренок. А пока они зевали и протирали глаза, старушка уже суетилась по хозяйству и наливала в деревянные чашки иван-чай. Тимофей сидел на столе и клевал сладкую булочку да квашеную капусту.
– А я баньку истопила, – тихо сказала хозяйка дома.
– Угу, – кивнули дети, по разочку откусили, отхлебнули бабушкины угощения, тоскливо посмотрели на Сказочницу. – Мы домой хотим, там помоемся, там и отъедимся.
– Понимаю, по мамке соскучились.
Сестры кивнули и потупили взгляд. Тимофей оторвался от трапезы, жалко заморгал, из его черных бусинок-глаз начали выкатываться бусинки-слезы. Он захлопал крыльями и сел на плечо Алисы. Девочка обняла птицу, заплакала и прошептала:
– Ты должен остаться, на Сахалине тебе будет плохо.
Ворон закивал. А бабушка открыла дверь и запустила внутрь пронзительные лучи солнца. Избушка залилась светом. Но свет за дверью на этот раз был какой-то особенный: белый-белый, как вход в пустоту, как лестница на небо или даже в рай.
– Ну, что ж, идите, – сказала старушка и легонько толкнула девушек к выходу.
Дети робко сделали шаг навстречу судьбе.
– Постойте! – окликнула их Сказочница. – А как же прекрасная фея?
Сестренки медленно повернули головы:
– Какая фея?
А Сказочница закрыла глаза и как будто прочла, а не сказала:
– Алиса всё чаще уходила в лес с блокнотом в руках, рисовала и мечтала только об одном: «Я фея. Да, да, я в сказочном мире прекрасная фея!» Она гадала: «Ну, кто я в том загадочном мире, ну кто?» И даже хотела тайно убежать в темнорусь навсегда.
Старшенькая смутилась:
– Нагулялась я тут у вас уже. Нет меня в сказке, иначе б я сюда не попала, – девочка вгляделась в сморщенное лицо Сказочницы и вздохнула. – Хочу к маме, пока она молода.
– Да, да, – выдохнула младшенькая. – И к деду с бабушкой, пока они живы. И к папке, покуда он совсем не испортился и не превратился в Грибнича.
Все выдохнули, хохотнули и стали прощаться. Алиса вспомнила про свой рюкзак с живой водой и побежала за ним в другой конец хаты. Рюкзачок совсем прохудился.
– Придется папке новый покупать, – вздохнула детка, достала термос царя-самодура, повертела его в руках, подумала и протянула старушке: