Ну вот и платье готово. А ещё готова и заплечная сумка, в которую остатки ткани аккуратно сложены.
– Да в такую суму и еды полон горшок влезет! – радовалась Степанида обновкам и тормошила свою рать. – Ох, пора уже вставать и идти туда, где отмолена я буду.
Вид прекрасной барышни-крестьянки смутил не только грязных замызганных девчонок, но даже и вернувшегося с охоты Тимофея.
– Ну и какого ляда теперь тебе ещё чего-то надо? – выдохнула птица. – Твоя родня уж тыщу лет, как сдохла. Живи-ка ты тут да радуйся, что живая. Вон как солнце ярко светит.
Ворон опасливо покосился на светило, а нежить пыхнула на него жаром буйных глаз:
– Много ты понимаешь, клюводолб! Мне два-три годочка на своей сторонушке с отцом да с матушкой, краше здешней серой вечности в сотни раз.
– Ай, – махнул черноклювый крылом и уселся на рюкзак Алисы. – Поехали, хозяйка, чего уж тут из пустого в порожнее переливать!
И маленький, но гордый отряд зашагал вперёд, вперёд и только вперёд. А в пути хозяйка птицы канючила о том, как она жаждет снова увидеть Лешего, Грибнича, бабу Ягу и царя-самодура. Ворон фыркал и нахохливался при каждом её слове всё больше и больше, он хотел того же самого. Степанида смело колыхалась впереди и мурлыкала что-то народное, не боясь более ни чертей колючих, ни светил могучих. А Диана пыхтела и пыхтела себе тихонечко. Она хотела поскорей обнять маму, папу, деда Ваню и бабу Валю. И пусть её всамделишная родня не такая волшебная, как в сказочной стране, но и у них дури хватает! Да и весёлые они. А здешние более серьезны, всегда напряжены, отовсюду ждут беды.
«И не только они, а и мы тоже. Тяжело так жить. Тяжело даже один день прожить, не то что вечность! – мысль о вечности, прожитой кем-либо в тёмной Руси, сводила Диану с ума, она шла и твёрдо знала, что больше сюда не отправится никогда. – А если сестре приспичит, то и шут с ней, пускай себе идет, ищет на свой толстый зад большие… большущие-пребольшущие приключения. Не кошка я больше, чтобы тягаться за ней. Вон, у неё ворон есть, пусть он и бегает за ней туда-сюда. А я – пас!»
– Ну «пас» это не «фас», – с сомнением подтвердил её мысли ворон. – Вон вы какие вымахали! Вам бы уж, по хорошему, не по сказочному миру лазить, а замуж пора идти.
Алиса вспыхнула, видимо вспомнив что-то своё, больное, но ответила очень строго:
– Рано нам ещё, не в древней Руси живем!
– Бе-бе-бе, – передразнила старшенькую красавица Полуверка и рассмеялась заливистым молодецким смехом, вышагивая важно, как пава.
– Вот дай бог бабе привлекательность, так она даже птицу ополоумеет! – разнервничался Тимофей и отвернулся. – Да ну её!
По прямой линии, по полю чистому шли наши герои к Сказочнице всего один… два… три дня. И не дошли. Ну оно и немудрено, это ж совсем в другую страну переться! Выдохлись крохи, упали, вставать отказываются. Голодные, жалкие, несчастные. И уснули они богатырским сном. Не храпели, но всё же… спали как убитые. Степанида же пропала куда-то. Видно, дел молодецких у неё много накопилось. А ворон-мышеед на охоту полетел. А как поохотился, так тоже вздремнул рядом со своими красавицами.
А красавицы как проснулись, так и вспомнили, что у них в рюкзаках по паре молодильных яблочек завалялось. Съели они их и… на этот раз почувствовали их волшебный эффект – сил у сестёр прибавилось, хоть в бой на поляниц иди! И сёстры пошли. Но не в бой, а туда куда их ворон повёл. А ворон их повел прямиком к Сказочнице.
И уже долго так вёл забывших обо всем девочек, как вдруг выплыла из под земли Степанида с молодильным яблочком в руках, но выглядела она теперь не на тридцать лет, а на все двадцать, светится вся от счастья, кланяется Алисе и Диане в ноги и говорит:
– Спасибо вам за всё, милые деточки, только не пойду я с вами далее, так как никакого волшебства мне больше не надобно. Не полуверка я больше, а Девка-чернавка. И жить я ухожу на заставушку богатырскую к богатырю Балдаку Борисьевичу, супружницей ему буду.
– Вот оно как! – развел крыльями обескураженный Тимофей. – Ну что ж, дурное дело не хитрое.
А Балдак Борисьевич – это тот богатырь, которого все остальные богатыри на своей родной заставе караульным оставили, когда к поляницам свататься уходили (по причине его малолетнего возраста).