— Братва! Из жидовни — вискарь для пахана!
— Что такое жидовня? — сменил тему я, чтобы немного расслабить Малого.
— Ка-камера над нами. Она типа для депутатов, но туда всякую форцу сажают за бабло. Там денежные мешки.
Выпростав руку, Кардинал схватил Табаки и отобрал у него вискарь.
— Стой, чепушила. Ты читать умеешь? — Он постучал пальцем по этикетке.
Шестерка растерянно захлопал глазами, цыган объяснил:
— Читай, что написано. Ага? Это мне.
Но в одно лицо пить Кардинал не стал, грузно протопал к столу и поставил виски в общак, перед тем отцепив свернутую трубочкой записку.
Когда прочел, глаза его округлились, он окинул взглядом камеру и тяжело вздохнул. Потом похлопал по спине Князя, отвел его в сторону и принялся что-то рассказывать. Пахан держался невозмутимо, лишь потирал подбородок. Когда оба посмотрели на меня, я расфокусировал взгляд, делая вид, что изучаю голых баб на стене. Что же там такое, меня касающееся? И желания не считаешь — далеко стоят.
— Подожди, возьму пожрать, а то все съедят, — сказал я Малому.
— Моего кабанчика сожрали, — пожаловался Малой, — тоже мандарины мама передала.
Я метнулся к столу, сгреб пару апельсинов, сосредоточился на паханах, но ничего конкретного не считал. Малой меня ждал. Я протянул ему угощение, мы молча очистили и съели по апельсину, и парень заговорил:
— Мама написала… Тут какое дело… Я, короче, с пацанами мы тачку угнали и расхерачили. Ну, нажрались и угнали — чисто погонять. За рулем не я был, Серый. А им всем по восемнадцать. Короче, загребли нас, и они говорят, короче, кореш, выручай. Пиши, что ты все затеял, ты как малолетка пропетляешь, условный получишь, а мы все сядем. Ну, я и взял вину, фигли, дружба, все такое. И меня — на малолетку, а пока суд да дело, вот мне и восемнадцать. — Голос дал петуха, и Малой смолк, чтобы совладать с чувствами.
— Короче, мать написала, что те пацаны, которых я отмазал, срок из-за них мотать буду… Короче, я ж даже за рулем не был! Вот они ни разу мне не написали, и когда ее, мать то есть, встречают на улице, отворачиваются. Типа они незнакомы. Нет у меня друзей, никого нет! Ржут, падлы, надо мной, лошарой.
— И какой срок тебе грозит? — спросил я, очищая второй апельсин.
— Треха.
— По УДО выйдешь через полтора, да еще приплюсуют то, что здесь намотал. Год всего! Постой, а как ты в санаторий-то попал? Тут же типа особо опасные.
— Мать выхлопотала. Условия тут хорошие. — Он ударил стену, выругался, потряс ушибленной рукой.
— И ты из-за года вскрываться вздумал? Ты ж можешь в отказ пойти. Типа заставили, угрожали. И отомстишь.
— Да толку, суд-то был уже, мне после праздников — на этап. Меня предали, понимаешь? Я лох! — Он посмотрел испуганно. — А как ты просек, что я…
ebooksa