Королева голод (сборник)

Из-за пригорка появился матрос с ведром, из которого виднелись шляпки грибов. При виде начальства он смущенно остановился.

– А чем еще заняться? – начал оправдываться Фролов. – Вот подосиновичков на взлетке насобирали. Знатный супец будет! Может компанию составите, товарищ майор? Мои ребятишки спирта раздобыли…

– А и хер с ним, как говорит наш генерал! – майор уселся рядом с прапорщиком. – Тащи свой спирт!

19

Подполковник усмехнулся, вспомнив, как гульнул в тот вечер и, швырнув окурок с балкона, вошел в комнату. Мысль о том, что в далеком белорусском городке, пусть и не по его вине, под землей осталось больше тонны смертельно опасного отравляющего вещества, давно не давала отставнику покоя.

Последние дни на разоренном аэродроме прошли в дикой спешке. Местным властям не терпелось прибрать к рукам гарнизон, а гражданское население города рвалось перебраться в освободившиеся квартиры военных. В этой суматохе проблема «ОА» окончательно отпала. Фролов, правда, получил приказ заварить стальные ворота ангара.

– Не думаю, что найдутся смельчаки, которые сунутся вниз, – бодро рапортовал прапорщик. – Электричество отрубили, а в темноте даже я туда ни за какие коврижки не полезу.

Подполковник сел в кресло рядом с телефоном и открыл свою старую записную книжку. Жив ли сейчас Егор Фролов? Судя по всему, он должен был давно заработать себе цирроз печени. Впрочем, телефона прапорщика все равно не было и подполковник набрал номер Олега Баглая. Очень хотелось, чтобы на том конце линии никто не ответил, но трубку все-таки сняли. После разговора, занявшего меньше десяти минут, чувство вины, которое терзало отставника последние годы наконец-то ушло. Пусть теперь Баглай дает делу ход или забывает о звонке из Симферополя – ему и карты в руки.

Старый вояка открыл дверцу мебельной секции и достал бутылку «Сумской рябиновой». Если хохлы, что-то и умели делать с умом, так только водку. Отметив окончательное освобождение от прошлого двумя рюмками, подполковник собирался поставить бутылку на место, но не смог встать с кресла. Грудь словно сдавило невидимыми тисками и каждый вдох давался с огромным трудом. Бутылка выпала из ослабевших пальцев и покатилась по ковру. Неотложка, вызванная женой, приехала на удивление быстро, но к тому времени старик был мертв.

20

Ольгу Мишину многие называли просто Оленькой. По всей видимости, из-за небольшого роста и миниатюрной фигуры. В свои двадцать лет она походила на школьницу, а очки делали ее лицо наивным и беззащитным. Работать в городской библиотеке Мишина начала после неудачной попытки поступления в институт культуры.

Девушке не хватило одного балла и ее документы охотно приняли на заочное отделение библиотечного колледжа. Возня с книгами, неожиданно пришлась Ольге по душе. Ей нравилось заполнять читательские формуляры, подклеивать измочаленные переплеты, возиться с организацией тематических выставок. Через полгода Мишина окончательно поняла, что в прошлой жизни была вовсе не бойким массовиком-затейником, а тихой библиотечной крысой. Сообщение матери о решении остаться в библиотеке прозвучало подобно речи Черчилля в Фултоне. Оленька положила начало холодной войне и вынуждена была каждое утро выслушивать полные едкого сарказма речи мамочки.

– Прекрасный выбор! – Мишина-старшая работала секретарем председателя райисполкома, именовала себя референтом, считала свою персону второй по значимости в районе и мечтала дать дочери высшее образование. – В тридцать выйдешь замуж за самого эрудированного из читателей, к пятидесяти станешь заведовать горой пыльной макулатуры. Сногсшибательные перспективы!

Матери и дочери так и не удалось восстановить взаимопонимание. Оленька, впрочем, сомневалась в том, что им было что восстанавливать. В отличие от мужа, погибшего много лет назад в автомобильной аварии, референтша Мишина никогда не понимала собственной дочери. Может быть оттого, что хотела ваять Ольгу по своему образу и подобию.

Все закончилось в один апрельский вечер, когда Ольга собрала вещи и переехала в общежитие строителей. Обе женщины испытали облегчение. Одна из причин, по которой мать не воспротивилась переезду Ольги, была известна: теперь Мишина-старшая могла без помех налаживать свою личную жизнь и приглашать домой местных функционеров, в надежде на то, что кто-нибудь из них задержится дольше обычного.

Общение матери и дочери в последующие несколько месяцев ограничивалось телефонными разговорами. Два или три раза молодая библиотекарша заглядывала к родительнице на чай и уходила с ощущением того, что рандеву с мамой до боли напоминает чаепитие Мартовского Кролика и Безумного Шляпника.

Самостоятельность Ольги после ее переселение в общежитие поперла наружу. Она выразилась в покупке контактных линз, легкомысленно короткой юбки и перекраске волос в иррациональный рыжий цвет.

Мишина впервые почувствовала на себе заинтересованные взгляды мужчин, а однажды даже организовала пирушку для соседей по общаге. Утром бывшая тихоня чувствовала себя совершенно разбитой и целый день зализывала раны посредством аспирина и минеральной воды. Наступающий вечер обещал быть не самым веселым, но все изменилось в конце рабочего дня, когда в библиотеку вошел рослый мужчина с короткой стрижкой и пронзительными черными глазами. Он вежливо поздоровался и положил на край стола руку. Ольга рассмотрела на кисти посетителя татуировку в виде крыльев и решила, что перед ней бывший десантник. Бугры мускулов под футболкой говорили о том, что он не перестал тренироваться и по-прежнему находится в отличной физической форме.

– Меня интересует литература по демонологии. Что-нибудь найдется?

Голос незнакомца был хрипловатым и настолько сексуальным, что Оленька почувствовала сладостный зуд между ног.