Его мысли были очевидны для обоих Одарённых.
— Прибил бы, — вздохнул граф. — Но не сейчас. Пусть приносит пользу.
х х х
Дирижабли до сих пор оставались самым скоростным видом транспорта, хоть против ветра, бывало, плелись медленнее поездов. Зато непрерывно, без долгих стоянок на заправку водой и углём.
Воздухоплавание возникло в России за счёт несложного плетения, позволявшего делать наполнявший оболочку воздух невесомым. Потом открыли другое, позволяющее выделять природный лёгкий газ, бесцветный и негорючий. Если его вдохнуть, человек с минуту говорил комическим голосом.
С распространением аэростатного газа гелия дирижабли принялись строить везде и много. Особенно, когда появились бензиновые моторы. К сожалению, билет на дирижабль стоил дорого: огромная надувная махина брала в гондолу столько же пассажиров, сколько единственный вагон поезда, поэтому окупалась медленно.
Монах Фёдор, щедро снабжённый чеками Тверской митрополии, мог позволить себе полёт до Абердина с пересадкой в Лондоне. И когда в Ново-Йорке наступила ночь после рапорта частного сыщика о хозяевах зловредного института, агент церкви спустился с причальной мачты в Шотландии.
Возница доставил его в университет, где хитрец предстал перед деканом физфака в образе инспектора Императорской инспекции университетов, институтов, реальных училищ и школ в чине надворного советника. Более того, шотландец был готов поклясться, что вчера видел циркуляр о ревизии вверенного ему факультета от Коллегии образования и общественного призрения.
Столичный гость сразу начал с претензий. Над зданием факультета не трепыхался имперский чёрно-жёлтый стяг, отчего декан схватился за голову — знали же, что приедет, почему не вывесили заранее, можно ведь снять потом… Хуже того, таблички на дверях были на английском, студиозусы и профессура общались только на английском и изумлённо таращились на чиновника из Торжка, обращавшегося к ним на государственном имперском языке.
Узурпировав место декана в его кабинете, русский велел привести и выстроить перед его очами всех наличествующих профессоров, доцентов и приват-доцентов. Хмуро осмотрел нестройную шеренгу провинциальных светочей науки. Задал несколько вопросов, создав впечатление, что не знает, к чему прицепиться. Потом спросил профессор О’Нила.
— Так преставились они, господин надворный советник.
— Можно проще: ваше сиятельство.
— Да, ваше сиятельство, — покорно согласился декан.
— О нём в Коллегии был разговор… Его книги, записи, дневники?
— Сын его унаследовал. Джил О’Нил. Трудился у нас приват-доцентом. Звёзд с неба не хватал. Взял двух ассистентов, воспроизвёл опыты отца… Без всякого успеха, ваше сиятельство. Особыми талантами не наделён.
— Трудился? Или трудится?
Декан выпроводил всех из кабинета, подошёл ближе и зашептал:
— Уехал. Сколько-то месяцев назад. С товарищем своим, говорят. Перед этим сидел в лаборатории днями безвылазно. Даже лаборанта не пустил.
— О нём я тоже слышал, — соврал монах. — Уехал в Ново-Йорк?
— Не могу знать. Скрытный он был.