Роза Марена

В тот день, когда он вернулся домой и понял, что Роза ушла, — вернее, тем вечером, когда он обнаружил пропажу своей кредитки ATM и больше уже не мог отворачиваться от фактов, которым нужно было взглянуть в лицо, — он спустился к подножию холма, в круглосуточный магазин, и купил там первую за одиннадцать лет пачку сигарет. Он вернулся к старой привычке, как убийца возвращается к месту преступления. «В стане тех, кто побеждает» — было написано на каждой кроваво-красной пачке, короче, сим победиши, если послушать его предка, который побеждал мать Дэниэльса во множестве кухонных свар, но не более того.

Первая затяжка вызвала у него дурноту, и когда он выкурил первую сигарету, всю, до самого фильтра, то не сомневался, что сейчас его вырвет, или он потеряет сознание, или с ним случится инфаркт. А может, и все сразу. Однако, вот вам, пожалуйста, он снова вернулся к двум пачкам за день и к тому же старому сухому кашлю, раздирающему его аж до донышков легких, когда он вылезает по утрам из постели. Словно никогда и не бросал курить.

Однако это было в порядке вещей — он находился в стрессовой жизненной ситуации, как любят выражаться кретины-психологи. А когда люди находятся в стрессовых ситуациях, они часто возвращаются к старым привычкам. Говорят, привычки — в особенности дурные, вроде курения и питья, — те же костыли. Ну и что с того? Что такого, если пользуешься костылем, когда сломал ногу? Как только он позаботится о Розе, он выбросит костыли на помойку.

На этот раз навсегда.

Норман повернул голову и поглядел в окно. Еще не темно, но уже близится к тому. И как бы там ни было, пора начинать собираться. Ему не хотелось опаздывать на свидание. Он сунул сигарету в переполненную пепельницу, стоявшую на ночном столике рядом с телефоном, спустил ноги с кровати и начал одеваться.

Спешить некуда — вот что самое чудесное. В его распоряжении все накопившиеся отгулы, и, когда он пожелал их использовать, капитан Хардауэй не возражал. Норман полагал, что на то были две причины. Первая — газеты и телевизионные каналы сделали из Дэниэльса человека месяца; вторая — капитан Хардауэй не любил его, дважды спускал на него навозных жуков на основании голословных заявлений о злоупотреблении властью и наверняка был счастлив избавиться на время от Дэниэльса.

— Сегодня вечером, сука, — пробормотал Норман, спускаясь на лифте в одиночестве, если не считать его собственного отражения в тусклом зеркале кабины. — Сегодня вечером, если мне повезет. А я чую, что повезет.

У тротуара выстроилась очередь такси, но Дэниэльс прошел мимо них. Шоферы такси ведут записи пассажиров, а порой они запоминают и лица. Нет, он снова поедет на автобусе. На сей раз на городском. Он пошел к автобусной остановке на углу, прикидывая, не обманывает ли он себя, внушая себе мысль, что ему повезет, и решил, что нет, не обманывает. Он знал, добыча уже рядом. Знал, потому что смог воплотиться в Розу и воспроизвести ее мысли и манеру поведения.

Автобус — тот, что шел по маршруту Зеленой линии, — выехал из-за угла и подкатил к тому месту, где стоял Норман. Он поднялся в автобус, заплатил четыре четвертака, уселся сзади. Какое облегчение: сегодня ему не нужно быть Розой — и он стал разглядывать из окна пробегавшие мимо дома. Вывески баров. Вывески ресторанов. «Дели. Пиво. Пицца на вынос. Аппетитные девчонки без лифчиков».

«Ты не отсюда, Роза», — подумал он, когда автобус проехал мимо витрины ресторана под названием «Папашина Кухня». «Настоящие бифштексы по-канзасски» — гласила кроваво-красная неоновая вывеска в витрине. «Ты и не отсюда, но это ничего, потому что теперь здесь я. Я пришел забрать тебя. Как бы там ни было, забрать куда-нибудь».

Неоновые прямоугольники и темнеющее бархатное небо навеяли на него мысли о старых добрых денечках, когда жизнь не казалась такой жуткой и не вызывала какой-то клаустрофобии, как стены и потолок в комнате. Забавы начались, когда появился неон, — так, во всяком случае, было тогда, в относительно безмятежные годы его юности. Он находил местечко под яркой неоновой вывеской и нырял туда. Те деньки миновали, но большинство легавых — большинство хороших легавых — помнили, что нужно оглядываться с наступлением темноты. Как оглядываться за неоновыми огнями и кого и как подмазать на улице. Легавый, не умеющий проделывать таких штук, долго не продержится.

Наблюдая за пробегающими мимо вывесками, он решил, что сейчас уже должен приближаться к Кэролайн-стрит. Он поднялся, прошел в переднюю часть автобуса и встал там, держась за поручень. Когда автобус остановился на углу и дверцы распахнулись, он спустился по ступенькам и молча скользнул в темноту.

В газетном киоске отеля он купил карту города — шесть долларов и пятьдесят центов, возмутительно дорого, но расспросы о том, как проехать, могли обойтись ему дороже. У людей есть свойство запоминать тех, кто спрашивает у них, как проехать куда-то. Порой они помнят спросившего даже пять лет спустя — поразительно. Правда, об этом он, как полицейский, хорошо знает. Таким образом, лучше не спрашивать. На всякий неприятный случай. Скорее всего и так бы обошлось, но правила «Лишний раз оглянись» и «Не подставляй жопу» оправдывались в его жизни многократно.

Судя по его карте, Кэролайн-стрит выходила на Беадри-Плейс квартала через четыре к западу от автобусной остановки. Приятная небольшая прогулка теплым вечерком. Еврейчик из «Помощи проезжим» жил на Беадри-Плейс.

Дэниэльс шел медленно, словно прогуливался, засунув руки в карманы, с равнодушным и слегка отсутствующим выражением лица, нисколько не показывающим, что все его чувства напряжены, как бы переключившись на желтый сигнал светофора. Он отмечал каждую проезжавшую мимо машину, каждого пешехода, чтобы не пропустить кого-то, кто выделил бы его взглядом. Заметил его, Нормана. Таких не оказалось, и это было неплохо.

Добравшись до дома Тампера — а это был дом, а не квартира, еще одна удача, — он дважды прошел мимо него, наблюдая за машиной на подъездной дорожке и освещенным нижним окном жилой комнаты. Жалюзи открыты, но шторы опущены. Сквозь них он различал мягкое разноцветное мерцание, наверняка идущее от телевизора. Тампер не спал, он был дома, смотрел в ящик и, быть может, натирал себе одну или две морковки, перед тем как отправиться на автовокзал, где он попытается помочь уже другим женщинам, слишком тупым или вероломным, чтобы заслуживать помощи.

Тампер не носил обручального кольца и был похож на вонючего педика, по крайней мере на взгляд Нормана, но береженого Бог бережет. Он поднялся по подъездной дорожке и заглянул в «форд» Тампера четырех-пятилетней давности, в поисках каких-нибудь мелочей, которые навели бы на мысль, что человек живет не один. Он не увидел ничего, что вызвало бы предостерегающее звяканье колокольчиков в мозгу.

Удовлетворенный, он снова оглядел улицу и не увидел ни души.

«У тебя нет маски, — подумал он. — У тебя нет даже нейлонового чулка, который можно было бы натянуть на голову, да, Норми?»

Да, у него ничего не было.