Стигмалион

Вильям рассмеялся, и от этого смеха внутри все сжалось.

– Тебя беспокоят мои руки?

– Да.

– У меня из груди торчит нож, как насчет него?

Я поняла, что это метафора, но на мгновение мне стало жутко.

– Идем. – Я снова потянула его из машины, сжав ладонь. – Прошу тебя.

Вильям выбрался из машины, покачиваясь и глядя на меня с непроницаемым выражением лица. Я обхватила его за талию и повела к лифту. Хотя не думаю, что смогла бы удержать массивное тело, если бы он вдруг решил упасть.

Мы вернулись в квартиру в полном молчании.

– Я принесу бинты, садись…

Когда я вернулась из кухни с аптечкой, Вильям лег на диван и снова принял то же самое положение, что и в машине: руки согнуты в локтях и заброшены на голову, словно свет режет ему глаза. Я подумала бы, что он уснул, если бы грудь не вздымалась так часто.

Я села рядом с ним и взяла за руку. Кожа к коже. Без всяких гребаных перчаток. Наверное, я никогда не смогу привыкнуть к этому ощущению мягкости и теплоты. В жизни много прекрасных вещей, но прикосновение прекрасней всего.

– В этом точно нет необходимости, Долорес, – заговорил Вильям хрипло, еле-еле выговаривая слово «необходимость». – Если тебе это в кайф, то я потерплю. Если нет, то иди спать. Ты ничего мне не должна…

– Зачем ты делал это?

– Делал что?

– Бил стену.

– Чтобы не убить человека.

– Разумно, – машинально пробормотала я, просто чтобы поддержать разговор: Вильям вел себя спокойнее, когда говорил со мной. – И в чем же он так провинился?

– Притронулся к тебе.

Я вскинула глаза, чувствуя, как отливает кровь от лица. Бекки! Какого черта она сказала, что я была не одна?! Он не должен был узнать. Ему не нужно знать об этом…

– Он просто друг, – солгала я, трясущимися руками раскладывая вокруг бинты и вату.