Стигмалион

– Вот теперь я смогу отпустить тебя.

39

Разве я много прошу?

«Принцесса по-прежнему пленница замка,Следы от побоев на теле беглянки.Но солнце садится, темно в зале тронном,Пора делать ноги из Стигмалиона.Корону в рюкзак – переплавлю на шпагу,В плаще-невидимке и с кроличьей лапкойИду, не дыша, мимо псов, стражей мимо —У черного входа меня ждет любимый.Он руку протянет, обнимет меня,И так я узнаю, что спасена…»

Цикламены цвели весь декабрь и весь январь. Ни холод, ни ледяной дождь, ни град, ни заморозки не смогли заставить их увянуть. Они все равно вставали и тянулись из бурой палой листвы к солнцу – яркие, прекрасные, непокорные. А ведь люди тоже как цветы: можно сломать, втоптать в грязь, но разве можно уничтожить внутри ощущение приближающейся весны?

Я жила предвкушением тепла, свободы и решающего побега из стен Стигмалиона. Каждое утро начиналось с сообщения от Вильяма:

«Семь дней до встречи с тобой»,

«Шесть дней до встречи с тобой»,

«Пять…»

Как будто не было никакого суда, как будто намечалась только наша встреча и ничего, кроме нее.

Вильям снился мне каждую ночь, и эти сны были жуткими. В каждом из них он оставлял меня: бросал и возвращался к Айви, умирал от ожогов, погибал от клыков собак. Но потом я просыпалась, читала его сообщения и изо всех сил пыталась верить в лучшее.

Перед отъездом из Дублина я встретилась с Крейгом и сказала, что у нас ничего не выйдет. Говорить правду – все равно что вонзать иглу: больно. Поэтому нужно делать это правильно, быстро и быть готовым к тому, что спасибо тебе за это не скажут. Я постаралась, чтобы мы расстались друзьями. А Крейг сказал, что сделает все возможное, чтобы его имя стояло первым в списке моих запасных вариантов. На том и порешили.

Мама, бабушка и Мелисса (папы не было, он готовился к суду и был в Дублине) устроили мне воистину королевские каникулы: украсили дом, наготовили моих любимых блюд, устроили вечер спа – ванна с пеной, массаж, маникюр, вино и фрукты, Эд Ширан весь вечер из колонок…

Сейдж и Бекки тоже приехали в Атлон, чтобы объясниться со мной, извиниться за выбалтывание моих секретов и потоп, помириться и пригласить на свою свадьбу в качестве подружки невесты. На свадьбу, о которой я услышала впервые! И самой последней. Даже троюродные братья-сестры Вибеке были в курсе. Мне хотелось рвать и метать, но потом я придумала достойное возмездие:

– Я прощаю вам все ваше свинство, даже проколотые колеса. И даже потоп. Но только если ты, Бекки, специально бросишь букет в мою сторону. А ты, Сейдж, отберешь его и отдашь мне, если его поймает кто-то другой.

Они громко смеялись и согласились, что это будет справедливо.

Бекки было очень интересно, на какой стадии находятся наши с Вильямом отношения, и я сказала, что в Ночь Потопа (боюсь, теперь это станет семейной притчей) мы обо всем поговорили, и что, скорее всего, я дам ему второй шанс. Она пришла в восторг и долго меня поздравляла (как будто я с ним не встречаться собиралась, а уже носила первенца, ха-ха).

– Он бывает очень убедительным, правда? – сказала Бекки, используя некие загадочные интонации в голосе.

Я ничего не ответила, но чувствовала, что мое лицо красноречиво пылает.

В ночь перед судом Вильям написал очень нежное письмо, в котором сообщил, что страшно скучает, и что как только все разрешится, он предлагает уехать на пару недель в Норвегию, в горы, где у его семьи есть загородный дом. Лыжи, снегоходы, северное сияние, длинные ночи у камина… «Что скажешь? Не могу думать ни о суде, ни об учебе, ни о работе – ни о чем, пока не услышу от тебя «да».

Вместо ответа я решила нарисовать открытку и вручить ему завтра в конверте. На ней будут сугробы, елки, лось и несколько строк по-норвежски. Надеюсь, напишу все без ошибок.