– Зачинщик? – деловито осведомился он, словно речь шла о качестве овса, закупаемого им для лейб-гвардии драгунского полка, командиром коего он состоял в своё время. – Имя? Откуда родом?
– Григорий Штифман, – с вызовом бросил спрошенный. – Из Бердичева. Сын сапожника. Чего тебе ещё, пес царский?
По кольцу войск, окруживших сдавшихся красноармейцев, прошло короткое движение. У кого-то – гнев, у кого-то дурное веселье, а у кого-то и уважение.
– Смерти красивой ищешь, Григорий Штифман, сын сапожника из Бердичева? – спокойно и даже ласково осведомился Келлер. – Думаешь, вот отдам жизнь… за что вы там отдаёте? А?
– За свободу! – истерично выкрикнул Штифман. – За народную власть! За счастье всеобщее! За мировую революцию! Тебе, служишка царский, такого и не понять!..
– Да-а, уж куда мне, – усмехнулся Келлер. – Я-то всё по старинке, за веру, царя и отечество жизнь отдавать готов. Но – всё вижу, всё слышу. Ты, значит, добрый народ православный смущал, ты его подстрекал?
– Я! Я! И мог бы – снова б пошёл! – Штифман кричал высоким, срывающимся голосом. – Не боюсь я тебя, валяй, расстреливай, твой день сегодня!..
– Не мой, а государев, – строго сказал Фёдор Артурович. – А что до тебя… Григорий… или, вернее, Гирш – так ведь? Расстреливать тебя – только патроны зря тратить. Вешать – руки пачкать. Поэтому сделаем мы так – рядовых бойцов твоих мы отпустим. А тебя…
– Расстреляешь?! – Штифман словно не слышал слов генерала.
– Выпорю. Эй, братцы-казаки! Ну-ка, всыпать этому пройдохе как следует, чтобы надолго запомнил, только не до смерти! Грех на душу не берите. Горячих отмерьте, да и пусть бредёт куда хочет. Ежели ума через задние ворота ему добавите, то пойдёт он в Бердичев, домой, к семье. А коль нет… – Келлер обернулся, – коль снова с тобой, Гирш, встретимся – тогда уж не обессудь. Шашку, государем вручённую, пожалею о тебя марать, а вот петля тебе в самый раз будет. Ну, прощай, Гирш. Бывай здоров.
Взгляд назад – 2
…Прошёл государев смотр. Золотой значок «За отличную стрельбу» на груди сделал Фёдора Солонова необычайно авторитетным среди всего младшего возраста. Правда, шестая рота всё равно глядела на него неласково, шепталась за спиной, что, мол, всё равно «ничья была» и «вообще в мишень надо попадать, а не свои правила выдумывать», но на них Федя внимания не обращал.
Мысли его занимало совсем иное.
Сестра Вера теперь писала часто. На первый взгляд письма старшей сестры были совершенно невинны, но они с Фёдором выработали свой собственный шифр. Так, котёнок Черномор означал одного из эсдековских вождей, «Старика»; «титан» – громогласного и горячего «товарища Льва», «красная шаль» – Йоську Бешанова.
Выходило, что Вере удалось вновь втереться в доверие к ячейке инсургентов; правда, ничего особо важного пока что они не обсуждали. В основном – организация стачек на крупных столичных заводах, выпуск листовок, распространение нелегально завозимой из-за границы газеты «Искра».
Всё это было вполне достойно донесения в Охранное отделение, но всё-таки Вера Солонова пришла туда не за этим. А вот «этого» – планов использовать подземелья корпуса для покушения на государя – так и не случалось.
Зато в ближайший же отпуск Фёдор, отпросившись у родителей, отправился с Петей Ниткиным в Петербург.
Петин опекун, двоюродный дядя-генерал, как обычно, приехал в автомоторе. К Фёдору он был весьма расположен, особенно же ласков стал после государева смотра.