Смута. Том 1

– Вот знаешь, Слон, батька у меня лямку в Забайкалье тянет, вечным капитаном. Выходило на него представление к подполковнику, да затерялось где-то, а теперь уж куда там…

– Ты к чему, Сев?

– К тому, что всё равно нельзя. Вот нельзя батьке моему с бунтовщиками идти, устои рушить, хоть он и обиженный. Он и не идёт.

Фёдору очень хотелось спросить: «А откуда ты знаешь?» – потому что связи с сибирскими губерниями не было никакой, ни письма оттуда не доходили, ни люди не прорывались. Но он не стал ни спрашивать, ни подвергать Севкины слова сомнению. В отца своего, «вечного капитана», Севка Воротников верил едва ли не крепче, чем в самого Господа Бога. В то, что он не изменит присяге, не отступит – хотя большевики могли бы многое пообещать боевому офицеру.

Они, кстати, многим уже пообещали.

Главковерхом Красной армии стал, как уже было известно добровольцам, генерал от кавалерии Алексей Алексеевич Брусилов. Заявивший, что «нельзя идти против воли народа», отправивший к большевикам сына и сам записавшийся чуть ли не первым. Его примеру последовали многие.

Однако во главе Южной революционной армии стоял Антонов-Овсеенко, выпущенный из юнкерского училища подпоручиком, в 40-м пехотном Колыванском полку короткое время занимавшийся революционной пропагандой, на настоящей войне никогда не бывавший – а не опытные офицеры-маньчжурцы.

– В общем, не думай об этом много, Ворот, – ворчливо сказал наконец Фёдор, привставая и хлопая Севку по плечу. – И вообще, чего горевать? Наступаем, наконец-то наступаем! Юзовку взяли! А завтра – Луганск!

– Точно? – совершенно по-детски спросил Севка, словно Фёдор был не свой же товарищ-кадет, а умудрённый жизнью старший брат.

– Точно!..

Из дневника Пети Ниткина,январь 1915 года, Донецкий край

«…наступление красных было, конечно, полной и совершенной авантюрой. Антонов-Овсеенко со своей Южной революционной армией оторвался от главных сил Южфронта большевиков, эшелонами перебросил пять тысяч пехоты при восемнадцати орудиях и тридцати пулемётах от Луганска к Юзовке, где к нему присоединились подошедшие с востока казачьи сотни “верховых”, всего до пятисот сабель. Внушительная сила, и, как стало известно после допросов пленных штабных, эта самая Южармия намеревалась форсированным маршем пройти от Юзовки прямиком на Елисаветинск. Особый отряд в тысячу штыков выделялся для овладения Мариуполем. После этого, как считал Антонов-Овсеенко, фронт “беляков” развалится, особенно если удастся разгромить “ставку бывшего царя” и захватить самого Государя.

При этом сам Южный фронт насчитывал восемь полнокровных дивизий, из них пять – в ударной группировке. Его наступление началось тоже, но не развивалось так быстро, только Южармия, захватив весь возможный транспорт, двинулась по железной дороге.

За что и поплатилась.

Юзовка сделалась для неё огромной мышеловкой. Две Мишени устроил противнику настоящие Канны. Никто не ожидал нашей контратаки; вялое сопротивление наших передовых частей усыпило бдительность красных. Атакованные в Юзовке со всех сторон, большевицкие части в основном побросали оружие. Не все, конечно; упорнее всех сопротивлялись балтийские матросы из “Революционной дружины смерти”…»

Пуля с хрустом ударила в штукатурку, отбила изрядный кусок, и Фёдор Солонов поспешно нырнул обратно за укрытие – коим служил сейчас просто угол кирпичного дома.

– Ну, чего там?

Лев Бобровский с лениво-скучающим видом покуривал длинную тонкую папироску. Мы теперь, мол, господа прапорщики, курим, когда хотим, нет у Двух Мишеней больше над нами власти.

– Ничего не видно, – признался Фёдор. – Засели в заводоуправлении; там, Бобёр, такие стены, что трёхдюймовка не возьмёт.

– Тогда подождём, – невозмутимо заявил Лев. – Бронепоезд с морскими орудиями должен подойти, пусть он их и накроет. А нам соваться туда нечего. Верно я говорю, господа?

Дюжина бывших кадет первой роты дружно закивала.