И колесо закрутится вновь.
И это означало, что им, александровским кадетам, вновь придётся браться за это «сыскное дело», но где и когда – кто знает?
Конечно, Юлька с Игорьком страшно расстроились, что такое приключение прошло без них. Расстроились, несмотря на объяснения Ирины Ивановны, что их бы всё равно не взяли на линию огня. А пока что Константину Сергеевичу пришлось срочно отправляться в лагеря, гости из Ленинграда 1972 года остались с госпожой Шульц и Матрёной.
Как-то враз стало и пусто, и грустно.
Вера Солонова больше не получала никаких заданий, эсдеки разбежались и попрятались кто куда. Делать стало решительно нечего.
Кадет отпускали в увольнения, но в Гатчино они, само собой, не возвращались. И Ирина Ивановна, поглядев на приунывших ребят, решила воспользоваться привилегиями наставницы – отправилась в лагеря вместе с Игорьком и Юлькой. Набрали с собой гостинцев; вечер выдался просто волшебный, белые ночи ещё не успели отойти, козодои носились над головами, радостно поквакивали лягушки, пахло цветами, свежескошенным сеном, и вообще – Юльке казалось, что никогда ещё в жизни у неё не было такого прекрасного вечера.
Добрались до лагерей, до длинных одноэтажных бараков. Однако стоило присмотреться, и становилось ясно, что никакие это не «бараки»: окна украшены прихотливыми резными наличниками, крыльцо с балясинами, дорожки аккуратно посыпаны песком, и от зелёной травы их отделяют низкие ограды из берёзовых чурбачков. Походило это всё скорее на пионерский лагерь, чем на воинские казармы.
Ирину Ивановну и её «родню» встретили любезно, отвели гостевую комнату, солдаты-старослужащие сноровисто доставили самовар.
Подоспели Федя с Петей, не заставил себя ждать Константин Сергеевич.
Сели пить чай.
Петя Ниткин за обе щёки уплетал привезённые лакомства.
И беседа только успела завязаться, как Юлька Маслакова вдруг поднялась, и глаза у неё сделались словно чайные блюдца.
…Это было как порыв холодного ветра из распахнувшейся двери. Или нет, словно она, Юлька, голыми ногами ступила в холодный и быстрый поток, на скользкие камни, и требовалась немалая ловкость, чтобы устоять.
Она поняла всё сразу. И знала, что нужно сделать.
Схватила Игорька за руку, вцепилась крепко-крепко.
Сейчас она точно знала, что то самое течение нагнало их наконец, подхватило и готово нести дальше; и только от неё, Юльки, зависит теперь, чтобы они попали именно домой, а не куда-то ещё.
– Нам пора, – вырвалось у неё совершенно чужим, отчего-то срывающимся голосом. – Уносит… дело сделали… пора…
Все так и замерли. Кроме подскочившего и бросившегося к ней Фёдора Солонова.
И именно Фёдору Солонову она посмотрела прямо в глаза, именно ему она сказала:
– Я приду.