– Ино ещё побредём, – ответила Ирина Ивановна цитатой из протопопа Аввакума.
Подполковник помолчал, потом улыбнулся.
– Ино побредём, да.
…Однако Вера Солонова наотрез отказалась куда бы то ни было уезжать. Она с зимы брала уроки стрельбы, а теперь открылась матери Анне Степановне. Та с нянюшкой были шокированы, но полковник Солонов новое увлечение дочери горячо одобрил. Всё лучше, чем стихи модных поэтов.
– Ох, и напуганы же они! – докладывала сестра Феде, специально приехав для этого в лагеря. – Смертельно напуганы. Доселе-то только они убивали да эсеры, а их никто не трогал. Боевика, непосредственного исполнителя могли казнить, а вот чтобы так, на месте, целую боевую группу, отлично обученную и вооружённую!.. Да ни в жисть. Не было такого. Побежали кто куда. Через Финляндию. Лев Давидович, говорят, аж в Америку собрался.
– А объясняют как? На тебя не думают?
Сестра покачала головой:
– Нет, совсем наоборот. Очень советуют мне тоже уезжать. Бросить гимназию, экзамены, всё бросить и бежать.
– Ну а с объяснениями?
– Ох, братец, не понимают они ничего. Измену, конечно, начали искать, не без того, но пока возобладала идея, что после зимнего мятежа все подземные галереи патрулировались. В общем, только ещё больше друг друга запугивают. Я такого уже наслушалась… что объявились страшные черносотенцы, которые ходят и людей убивают. Что ждал в подземелье отряд из полусотни человек. Что приехали жуткие абреки, кои на клинке поклялись государю извести крамолу под корень. Я, каюсь, тоже прибавила. Сказала, мол, от отца слышала, что якобы кавказский конвой куда-то отлучался как раз в тот день и никто не знает почему да отчего.
– Пугаешь их… – ухмыльнулся Федя.
– Да они уже сами от каждого шороха вздрагивают. Никого в Питере не осталось, все разбежались.
– А ты? Что же ты теперь делать станешь?
– Я? Ну, я как «дочь полковника» вне всяких подозрений, мне тут оставили кое-что. К сожалению, далеко не самое важное. Сколько-то низовых агитаторов на заводах, сколько-то актива среди студентов Политехнического и Техноложки. Мелочь, если честно. Связи в армии и, самое важное, в гвардии они мне, конечно, не раскрыли.
– Встало всё… теперь только из-за границы главарей выковыривать… да и выковыряешь ли?
Вера огорчённо покачала головой:
– Не выковыряешь; они хорошо попрячутся теперь.
И вот тут Федя подумал, что, быть может, Две Мишени впервые в жизни по-настоящему ошибся. Враг понёс потери, но не разгромлен. Его заправилы ускользнули, они предупреждены и будут теперь скрываться. Они выждут и дождутся. Обязательно дождутся, как дождались
И всё у них получилось. За ничтожный срок кучка заговорщиков подчинила себе огромную страну, одержала победу в Гражданской войне (правда, тотчас же проиграв в войне национальной – с отделившейся Польшей; польский пролетариат, оказывается, и слыхом не слыхивал ни о какой «международной солидарности трудящихся», а дружно пел «Hej, kto Polak, na bagnety!» или «Marsz, marsz, Dąbrowski, z ziemi włoskiej do Polski» да поднимал на упомянутые bagnety своих русских «братьев по классу»).
И вот теперь они вновь в изгнании. Изгнаны, но живы. И живы их идеи. И найдутся, непременно найдутся те, кто этим идеям поверит, кто будет убивать во имя них и умирать за них.