«Ночь, когда она умерла»

– Видишь ли, Вивиан, – сказал он, – у каждого человека свое счастье. И, соответственно, свои взгляды на счастье. Это просто так кажется – что счастье у всех одинаковое. Многие люди несчастны, и поэтому они хватаются за идею общепринятого счастья. И от злости начинают осуждать других, тех, чье счастье не похоже на общепринятое. Для меня счастье – это ты и мама. У нас особое счастье. Не такое, как у всех.

– А какое? – спросил я.

Мама, отвечая на мои вопросы, всегда старалась смягчить правду, если чувствовала, что она меня ранит. Отец говорил прямо, не придумывал и не уходил от ответов. В тот день мы поздно вернулись домой – мама уже начала волноваться. Отец говорил долго и не приукрашивал реальность – он остался верен себе даже тогда, когда обсуждал самую неприятную для меня тему. Он рассказал мне, что не может жениться на маме по одной простой причине: он уже женат. В Германии у него есть семья и трое взрослых сыновей. Он рассказал мне о том, что двенадцать лет назад приехал в Париж, встретил маму и провел с ней одну-единственную ночь, после чего вернулся домой. А мама, узнав о том, что беременна, решила не делать аборт. Отец – я до сих пор уверен, что им руководила какая-то высшая сила – через три месяца нашел маму в Париже, несмотря на то, что она не назвала ему своей фамилии. Просто встретил ее на улице, на том же самом месте, где они познакомились, возле цветочного магазина недалеко от больницы – маминого места работы.

Он не отказался от ребенка, не стал уговаривать ее избавиться от него, хотя мог это сделать. Он так устал от людей, которые чего-то от него ждали, от проблем, денег и решений, что ему был необходим глоток свежего воздуха. Таким глотком для него стала мама. Я не верю в любовь с первого взгляда, но это была именно такая любовь. Сюжет для красивой сказки – молодая женщина с достатком ниже среднего, обыкновенный врач, встречает немецкого миллиардера-аристократа, представителя древнего рода, женатого человека, который старше ее больше чем на пятнадцать лет. И миллиардер не просто не отказывается от ребенка – он дает ему свою фамилию, а жизнь своей женщины превращает в сказку. Правда, в этой сказке была горькая нотка – маму, одного из самых дорогих ему людей, отец видел четыре раза в год…

После этого рассказа во мне ничего не надломилось, и я не возненавидел отца, хотя вполне мог это сделать. Я чувствовал только одно – облегчение. И бесконечную благодарность за то, что он рассказал мне это прямо, без попыток о чем-то умолчать. Было что-то роковое в том, что этот приезд во Францию стал для отца последним – через три месяца, незадолго до моего тринадцатого дня рождения, он умер от сердечного приступа. А потом мама познакомилась с Джозефом, и все стало иначе. Как я ни старался, я не мог назвать его «папа», потому что отец у меня был один. Я охранял свое особое счастье даже после его смерти.

Что бы он сказал, узнав об этой истории? Философское «и это пройдет»? Рассказал бы мне историю из жизни для того, чтобы я сделал выводы? Или, может, это и было то особое счастье, которое предназначалось мне? Оно отличается от общепринятого, как, впрочем, и вся моя жизнь. Но почему меня не оставляет чувство, что я хочу другого счастья? Может, не такого особенного, но другого? Просто другого?

Я остановился для того, чтобы передохнуть, и достал из кармана плаща купленную по дороге к реке пачку сигарет. В кустах неподалеку послышался шорох, а потом – жалобный писк, и что-то зашевелилось в темноте. Я сделал пару шагов по направлению к источнику шума и пригнулся, пытаясь что-либо разглядеть. В сухих листьях прятался маленький серый котенок. Он испуганно смотрел на меня бусинками-глазами и дрожал – то ли от холода, то ли от страха. У животного не было сил сдвинуться с места – оно не могло даже подняться на лапы.

Я вернул сигареты в карман и взял котенка на руки, а потом посадил его в перчатку, предварительно ее сняв. Минуты через две он перестал дрожать, а, когда я осторожно погладил его живот, довольно замурлыкал.

– Ну что, приятель, – сказал ему я, – у меня для тебя хорошие новости. У тебя будет не только теплый дом, но и старшая сестра.

Когда я пришел домой, Фиона готовила ужин.

– Наконец-то! – сказала она. – Где ты был?

– Пошел прогуляться.

– И оставил дома телефон? Кстати, тебе звонили.

Я осторожно достал котенка из перчатки.

– Кто?

– Эта твоя Изольда.

– Изольда? – Я посмотрел на нее. – Что она сказала?

– Поинтересовалась, как ты доехал. Я сказала, что хорошо. И еще сказала, что я… вроде как друг. Но ее это, похоже, не заинтересовало. – Она обратила внимание на котенка. – Какая прелесть! Где ты его нашел?

– В кустах возле реки.

Фиона взяла котенка и оглядела его.

– Вроде здоров, – сказала она. – Только весь грязный, дрожит и, конечно же, голоден. Сейчас я подогрею ему молока.

Я посадил котенка на ковер рядом с Афиной. Она осторожно обнюхала его, поняла, что опасности он не таит, и потерлась носом о его нос. Сначала котенок испуганно отпрянул, но потом расслабился и позволил Афине подобраться чуть ближе. Вскоре она уже чистила его шерстку языком.

Фиона остановилась в дверях кухни с миской молока в руках.

– А у нее проснулся материнский инстинкт, – заметила она.