– Эй, Тэсигавара, ты почему спрашиваешь? Что случилось?
Он по-прежнему сидел на полу; когда я подошел к нему, его голова закачалась вверх-вниз.
– Паршиво, – промямлил он голосом, вызывающим ассоциацию с раздавленной лягушкой. – Ой как паршиво…
– Да ты вообще о чем?
– Кажись, я облажался…
– Облажался? В чем?
– Я… слуш, я был просто уверен, что он и есть «лишний». И только что я…
– «Он»? Это ты про…
Это он про Кадзами?
– Кадзами.
– …Не может быть.
– Я это сделал.
Он
– Врешь!
– Да чего мне врать? – Тэсигавара обхватил голову руками. – Я последнее время втихаря его проверял. Говорил с ним о разных штуках из нашего детства, ну, проверял, помнит он или нет. И он…
– Аа… ну это же…
– Он странно себя вел, зуб даю! – умоляюще, почти всхлипывая, произнес Тэсигавара. – Я спросил о том месте – ну, о нашем тайном убежище у реки, мы в третьем классе началки там все время играли, а он такой: «Я не помню». Потом я еще спросил про лето, когда мы были в пятом классе, – мы тогда на великах хотели проехать до самого океана, а сдались почти сразу, как выехали из города. А он такой: «Как-то не припоминается». Ну и…
– Ну и?
– Я сперва-то был не очень уверен, это знак или нет, но потом я думал и думал, и это все стало казаться подозрительным… И я решил, что это не он. Что настоящий Кадзами давно умер, а этот Кадзами – «лишний», он пролез к нам в класс весной…
Дааа. В смысле – у Тэсигавары явно серьезное непонимание ситуации. «Лишний» / «мертвый» вряд ли так бы себя вел.