Руки попали во что–то мокрое и липкое. Они скользили, и Эрику не сразу удалось подняться. Пришлось перекатиться и встать на четвереньки. Так он и застыл, глядя на красный пол, не в силах пошевелиться.
Цвет пола был не таким, каким должен был быть. Они с Альмой красили доски красно–коричневой краской. А теперь пол был красным, мокро–красным. И у этого красного был запах — приторный, резкий медный запах. Из комнаты пахло иначе — экскрементами, которые не смогли удержать расслабившиеся после смерти мышцы.
Руки Эрика затряслись, и он рухнул лицом вперед, забился, вставая на колени, потом на ноги. Взглянул на ладони, на руки, на рукава пальто, на штаны — все было пропитано и измазано кровью. Эрик согнулся пополам, и его вырвало на пол.
Между кухней и гостиной тянулась стойка, заваленная газетами и журналами, там же валялось несколько книг, стояли недопитый бокал и чашка с кофе. На полу под баром, рядом с перевернутым стулом, лежала Альма.
Зазвонил телефон. Эрик изумился тому, что тот снова работает. После третьего звонка включился автоответчик.
— Алло? Эрик? Альма? Это Бэтти Макомбер, ваша соседка. Вы дома?
«Крыса назойливая», — подумал Эрик, стиснув зубы. Бэтти Макомбер была самой надоедливой их соседкой. Она обожала разносить сплетни. Альма была слишком вежлива, чтобы ее игнорировать, а сам Эрик всегда старался ее избегать.
— Ну… — Бэтти явно была взволнована. — Я услышала крики и вызвала полицию, они скоро приедут. Я… только надеюсь, что у вас все в порядке.
Холодный взрыв обжег Эрика изнутри. Полиция.
Автоответчик пискнул и затих.
Все произошло совсем недавно, — пробормотал Эрик.
Его кожа покрылась мурашками при мысли о том, что Иуда все еще может быть в доме. Эрик замер и прислушался. В доме было тихо он был один. Это было знакомое чувство пустоты, Эрик умел отличать его от ощущения, возникавшего, когда в доме кто–то двигался.
Он был один. Рядом с Альмой. И смотрел на ее труп.
Глаза Альмы были открыты, голова запрокинулась, открывая огромную рану на том месте, где раньше было горло. Уголки рта растягивались в улыбку, похожую на разрез — жуткую ухмылку смерти. На Альме был бледно–голубой спортивный костюм, в котором она обычно занималась по вечерам на тренажере. В нескольких местах костюм был прорезан. И почти потерял изначальный цвет, полностью окрасившись в алый.
Господи, Альма! — чуть слышно выдохнул Эрик.
Остаток фразы был слишком болезненным, чтобы произнести его вслух, и он подумал: «Что же я наделал?»
Звук.
Мокрый булькающий хрип.
Эрик оглянулся, пытаясь определить его источник.
Снова бульканье — хриплое, задыхающееся.