Вкус ужаса. Коллекция страха,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Присядь, Нэд, мне придется немного покопать. Я знаю, что физической работы твое сердце не выдержит, мне нужно только, чтоб ты потом подтвердил в суде, где я это нашел… Если я что–нибудь найду, конечно.

Добраться до крышки было совсем легко. Ее зарыли здесь около тридцати лет назад, и за эти годы лист гофрированного железа проржавел почти что насквозь. Как только лопата пробила этот лист сверху, вонь поднялась невероятная, потому что все собравшиеся газы разом рванули наружу. Но даже все скопившееся дерьмо не могло сравниться с запахом гниющей плоти. Запахом, который нельзя не узнать или с чем–то перепутать.

Я отправил Нэда домой, предупредить Минти, а сам взялся за землечерпалку и запустил ее в яму. С бульканьем и шипением на поверхность поднялось тело. И, клянусь, ничего более жуткого я в жизни не видел. По сравнению с ним даже тот найденный в лесу бедолага выглядел просто красавчиком. И запах от него шел такой, какого я даже представить себе раньше не мог.

Примерно в это время распахнулась задняя дверь дома и Глэдис вылетела оттуда, злая, как целый рой шершней.

— Какого черта вы делаете у меня во дворе и почему роетесь в моей… — Она резко замолчала, заметив, чем именно я занят.

— Миз Пиндар, вы арестованы. Один из сыновей Минти Ралстон уже на пути в город, чтобы вызвать по телефону шерифа из Темплтона. Я только что обнаружил тело вашего мужа в выгребной яме, и никто ни за что не убедит меня, что он сам туда спрыгнул, а потом закрыл за собой крышку.

Она ничего не сказала, даже когда приехал шериф, весь в холодном поту от ужаса, что потревожил самих Пиндаров. Ее губы были сжаты, как пасть капкана. Но отрицать очевидное — тело в яме и то, что никто в целом мире не имел ничего против Денниса Пиндара, — было невозможно. Я смог написать Аниде Ралстон о том, что проблема его мамы решена и суд присяжных не нашел никаких оправданий Глэдис Пиндар.

А теперь я давно уже на пенсии, и война давно закончилась, и Анида вернулся домой к маме и дяде Нэду, чтоб позаботиться о стариках. Я каждый раз хожу по средам на церковную службу и больше не вижу, как бедняга Деннис получает тумаки от своей тощей злобной жены. Да, это рассказ именно о ней, о женщине, которая дважды, а точнее, трижды появлялась в моей жизни. Я порой думаю о том, каково ей в тюрьме. И понимаю, что мне плевать на ее возможные страдания.

Чего я никогда не забуду, так это вони, которая рванулась из той дыры, и прозрачной фигуры бедняги Денниса, парящей над его телом. Разобравшись с делом, мы устроили ему достойные похороны, и теперь он лежит на кладбище рядом с отцом. И я приложу все усилия, чтобы Глэдис закопали на тюремном кладбище Хантсвилля среди таких же никому не нужных убийц. Жаль только, что я не могу засунуть эту тварь в ее же выгребную яму!

МАЙКЛ БОТМАН

Дрожь

Санни Трубадур ждал, когда выдадут деньги по предъявленному чеку, и тут у тротуара притормозил «Кадиллак–Эскалада» Скарпа Рифкина. С тремя сотнями фунтов дерьма человеческого на борту.

Санни понял, что остаток дня только что с плеском ушел в унитаз.

Этого мне только не хватало, — подумал он.

Он сунул чек в карман и хрустнул пальцами. Вечно унылые банковские работники, согласно традиции Города Ветров, тут же плюхнулись на пол при виде Норманна Морриса, известного как Номо, и Л’Дондрелла Уизерспуна, больше известного как О–газм.

— Правильно, — хмыкнул Номо. — Всем уродам лизать линолеум. Жопы сжать, чтобы я никого сегодня случайно не пристрелил.

Санни остался стоять. Номо это заметил.

— А у тебя что, колени не гнутся, уродец?

Санни пожал плечами:

— Колени в порядке. Но падать я сегодня не буду.