Номо приподнял бровь.
— Что–что ты не будешь?
— Чего он сказал? — поинтересовался О–газм.
— Тут нам большой парень заявляет, что не собирается жрать линолеум.
О–газм ахнул.
— Следи за толстухой, — сказал Номо, указывая на огромную крашеную блондинку за пуленепробиваемым стеклом кассы. — Пристрели кого–нибудь, если шевельнется.
Сам Номо направил девятимиллиметровый «ЗИГ–Зауэр» прямо в лоб Санни.
— И кто же тут у нас такой крутой?
Санни уставился на черное дуло.
Все равно жизнь дерьмо, — подумал он.
— Не так уж круто он выглядит, — бросил через плечо О–газм.
Номо сверкнул золотыми зубами, своей гордостью в гетто, и у Санни заболел глаз. Бандит гордился тем, что потратил на свою улыбку столько чужих денег, что любой расист из южноафриканских экспортеров при виде его пасти запел бы «Боже, храни Америку».
— Ну и кто ты у нас такой? — спросил он. — Черный Супермен?
— Нет, — сказал Санни. — Но если ты не пристрелишь меня в ближайшие десять секунд, я отниму у тебя эту пушку и засуну ее тебе в задницу.
— Господи, помоги! — взвыла толстуха за кассой.
Номо покачал головой, словно не веря собственным ушам. Потом моргнул и уставился через плечо Санни на фургон, который затарахтел у обочины.
— Пять секунд, — сказал Санни.
— Да я… — Номо запнулся. Кончик языка вынырнул из золотой пещеры, облизал губы и спрятался обратно. — Да я сейчас…
И Санни бросился на него.
Номо выстрелил, пуля прошла над левым плечом Санни и пробила дыру в витрине банка, запустив сигнализацию. А потом Санни вышиб ствол из его руки.