— А ты, между прочим, первым идёшь в списке каторжников! Так что помалкивай! — осадил исправник и добавил уже не так громко, но достаточно, чтобы Лаврентий услышал:
— С тобой будет отдельный разговор.
Лаврентий отступил… но снова вышел вперед.
— Что с кузнецом нашим?
— Под арестом кузнец. Судить будем.
— За что же это?! — надрывно вскликнула стоявшая рядом Валюша и уткнулась, рыдая, в грудь матери. Валя прекрасно знала ответ на свой вопрос, но обращён он был не к исправнику, а к Богу, решившему за что-то наказать её.
— За что судить? — задал вопрос Лаврентий, изо всех сил стараясь не обращать внимания на стенания дочери, жены и остальных баб.
— Он уже признался, что хотел убить молодого барина, Ивана Демьяныча, из ревности к дочери твоей, — снизошёл до ответа исправник, чувствуя себя защищённым в окружении вооруженных урядников.
— Ревности? Да он знать не знает, что такое ревность! — сказал Лаврентий.
— Ну да! То-то он с ножом на барина своего пошёл, едва завидев, как Иван Демьяныч дочь твою чрез кладбище провожает…
— Неправда!!! — закричала Валя.
— А ты не защищай женишка своего, подстрекательница! — прикрикнул исправник.
— На дочь мою не тяни!
— Ладно, не буду, — мирно согласился довольный стечением дел исправник. И сказал в народ:
— Завтра приедет из города чиновник удельного ведомства. Будем землю делить по закону!
— Кровопийцы! — кто-то выкрикнул из толпы.
Но исправник на сотрясания воздуха не внимал. Он отдал команду урядникам, и отряд поскакал прочь, поднимая столб пыли.
40
Валентин пребывал в довольно странном настроении. Казалось бы, Сам Бог помогает ему в вендетте… Но это то Валентина и смущало — всё слишком шло по писанному, не нужно было прилагать фантазию и закручивать интригу.