Язык шипов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Он умеет сообщать королю то, что тот хочет слышать, а это важнее, чем предвидеть будущее.

Улла знала, что не следует подпускать этого странного человека слишком близко, что нужно попрощаться и уйти, однако выпитое вино заставило позабыть об осторожности.

– Откуда ты меня помнишь? И почему твой взгляд преследует меня, точно чайка – будущую добычу?

Он слегка подался вперед, и Улла невольно отпрянула.

– Приходи завтра в Башню прорицателей, – гладким, как стекло, голосом проговорил юноша. – Приходи, и я поведаю тебе все, о чем ты хочешь знать.

– В библиотеку? – Улла не умела читать. Этому были обучены только члены королевской семьи, которым полагалось разбираться в дипломатии, договорах и соглашениях.

– Читать не придется. Этого я от тебя и не ожидал, – заверил незнакомец, беззвучно обойдя вокруг нее. – Ты ведь не ждешь, что я смогу дышать под водой?

* * *

Ночью Улла спала плохо. После заката холод пробрал ее до костей, и под простынями она вся тряслась в ознобе. Улла никак не могла согреться, так же как не могла избавиться от преследующих ее запахов пота, свечного жира и жареного мяса. Лежать на кровати было непривычно; казалось, что тяжелое тело вот-вот куда-то провалится. Вдобавок неприятно распирало низ живота, и Улла долго мучилась, пока не вспомнила о ночном горшке и о том, для чего он нужен. Когда же она наконец заснула, ей снились холодные глаза отца и скорбные руки матери, которые тянули ее за волосы – словно стараясь изменить их цвет.

Улла проснулась рано, наполнила умывальный таз водой почти до краев и погрузила лицо в холодную воду. Залила в уши тишину, попыталась опомниться. Ее скудные пожитки уже отнесли в гардеробную, и она торопливо проверила содержимое запертого сундука – убедиться, что священный нож-секирн надежно спрятан в складках русалочьей чешуи.

Ей было не по себе. Кожа обтягивала скелет слишком жестко и воняла кислым. В животе урчало. Улла провела рукой по вышитому покрывалу, сбросила туфли и ощутила босыми подошвами прохладу пола, затем зарылась пальцами ног в мягкие шкуры, разложенные перед огромным камином. Летний воздух был теплым, но во дворце из-за каменных стен и высоких потолков царил вечный холод, поэтому в камине догорали вчерашние угли. С вечера Улла слишком устала, чтобы обратить на это внимание, но сейчас опустилась на колени перед очагом, ощутила ладонями тепло и едва удержалась, чтобы не взять в руки красные тлеющие угольки. Она изучала магию и магические артефакты, так что стихия огня была ей отчасти знакома. На уроках им рассказывали о нем, пропевали его. Но увидеть огонь своими глазами, такой живой, такой близкий, – это было все равно что получить в распоряжение свое собственное маленькое солнышко.

В комнате Уллы были высокие стрельчатые окна, выходившие на королевские сады и дальний лес; в кувшине серого стекла на столе стояли цветы… Улла решила, что это, наверное, розы: тяжелые головки, странный сладкий запах, бледно-розовые лепестки оттенка забрезжившей зари, чуть более темные в середине. Она коснулась того места на шее, где прежде – до того, как прозвучала песнь превращения, – находились жабры, и сделала глубокий вдох. Аромат цветов наполнил ноздри и легкие, закружилась голова. Улла сорвала лепесток, задумчиво положила на язык, прожевала. К ее разочарованию, на вкус он оказался горьким.

Она благодарно вздохнула, когда горничная поставила перед ней на подносе чай и соленую рыбу. Вслед за этим слуги принесли ведра с горячей водой. Она слышала о процедуре мытья, но еще никогда не пачкалась, и теперь была удивлена количеству грязи, со скрипом сходившей с ее тела, мягкости душистых масел, которые ей втирали в кожу. Более всего, однако, Уллу поразили забавные пальчики ног, завернутые за край лохани, тонкие щиколотки, гладкие, округлые наросты когтей – ногти. Вода казалась слишком скользкой, неживой и лишенной соли, прямо как в реках, которые она с интересом исследовала в компании Сигне и Роффе пасмурными вечерами.

После того, как чистую Уллу вытерли полотенцами и присыпали пудрой, горничная помогла ей облачиться в платье и туго затянула корсет, а затем, бросив через плечо нервный взгляд, исчезла за дверью. Только тогда, в одиноком безмолвии, Улла наконец увидела себя в зеркале над туалетным столиком, только тогда поняла, почему на нее так косились и сильдройры, и люди. Вне морских вод землистый серо-зеленый цвет ее кожи превратился в теплую, золотую бронзу, будто бы подсвеченную изнутри солнечными лучами. Волосы остались черными, как и раньше, однако теперь, в ярком свете человеческого мира, они блестели, точно полированное стекло. Глаза по-прежнему были темными и странными, но уже по-иному: темными, как полуночная тропинка, что ведет в удивительное место; странными, как звучание незнакомого языка.

Улла вышла из комнаты. Дворец был погружен в тишину; слуги бесшумно выполняли свои обязанности, стараясь не потревожить покой гуляк, которые добрались до постелей всего несколько часов назад. Повсюду висели зеркала, словно люди боялись забыть, как выглядят. В отражениях Улла видела новую себя – высокую и гибкую, плавно скользящую в серебристом кружеве, точно в морской пене. Жемчужины на лифе платья матово поблескивали, как звезды в тумане.

Ученик прорицателя ждал ее у подножия лестницы, ведущей в башню. Не перемолвившись и словом, они начали подниматься по ступеням, и чем выше взбирались, тем крепче держалась за перила Улла. Было душно, в лучах раннего утреннего солнца, мерцая, медленно парили пылинки.

У книг есть свой, особый запах, осознала Улла, минуя этажи, занятые библиотеками и лабораториями. Бесконечные полки, тянувшиеся вдоль круглых стен, сверху донизу были заполнены плотными рядами томов в ярких переплетах. Для Уллы книги ничего не значили. У сильдройр не было бумаги и перьев; никакой пергамент не сохранился бы под водой, да морской народ в этом и не нуждался. Его история и знания были заключены в магических песнях.

Спутник Уллы перечислял науки, на каждом этаже называя новый предмет: история, предсказания, география, математика, алхимия… Улла надеялась, что они направляются на самый верх башни, где расположена знаменитая обсерватория, однако, хотя впереди оставалось еще много лестничных пролетов, ученик прорицателя привел ее в тускло освещенную комнату, заставленную длинными столами и высокими стеклянными шкафчиками. Взору Уллы предстали самые необычайные предметы: золотой обруч, без остановки вращающийся вокруг своей оси, чучела птиц с алым оперением и блестящими клювами, гарпун, сделанный из материала, похожего на вулканическое стекло. Одну из полок целиком занимали песочные часы, большие и малые, с песком всевозможных расцветок; на другой стояли застекленные доски, к которым булавками были прикреплены высушенные насекомые; на третьей громоздились запечатанные банки с янтарной жидкостью, где плавали разные многоножки.

Когда на глаза Улле попался священный секирн, у нее перехватило дыхание. Кому мог принадлежать этот нож, и по какой причине владелец с ним расстался? Однако, чувствуя на себе неотступный взгляд спутника, она заставила себя двигаться дальше.

Они прошли мимо высокого зеркала, в полумраке отразившего их силуэты. Девушка в зеркале ей помахала. Улла испуганно отскочила, а юноша рассмеялся. Засмеялось и его отражение, только более тонким голосом.

– Я его слышу, – изумленно проговорила Улла, схватившись за край стола. Казалось, что зеркальная рама – это дверной проем, а отражение в зеркале – всего лишь другая половина комнаты, где стоит такой же молодой человек.