Прежде чем их повесят

22
18
20
22
24
26
28
30

Он обернулся, почувствовав, что в дверях кто-то стоит. В свете лампы виднелся только черный силуэт — невысокая тоненькая фигурка. Шикель.

— Со мной все в порядке, ничего не нужно, — бросил Глокта и снова повернулся к окну, за которым разыгрывался грандиознейший, ужаснейший спектакль.

«Все-таки не каждый день на твоих глазах полыхает город».

Однако служанка не уходила. Даже сделала шаг в комнату.

— Шикель, тебе тут нечего делать. Я жду… э-э… своего рода гостя, и он может доставить неприятности.

— Гостя, говорите?

Глокта удивленно посмотрел на служанку. Ее голос звучал иначе: ниже, увереннее. На лице — наполовину скрытом тенью, наполовину озаренном оранжевыми мерцающими отсветами за окном — застыло странное выражение: зубы оскалены, в глазах — напряженный голодный блеск. Впившись в Глокту взглядом, Шикель беззвучно приближалась к окну…

«Что за жуткий у нее вид! Если бы я легко пугался…»

И вдруг все встало на свои места.

— Ты? — выдохнул он.

— Я…

«Ты?!»

И Глокта, сам того не желая, не сдержавшись, захохотал.

— А ведь Харкер заточил тебя в темницу! Этот болван взял тебя по ошибке, а я выпустил! И мнил себя героем! — Он захлебывался от смеха. — Не делай добра — не получишь зла! Полезный урок, тебе стоит его усвоить.

— Мне не нужны твои уроки, калека.

Она сделала еще шаг — теперь их с Глоктой разделяло шага три.

— Погоди! — Он вскинул руку. — Объясни мне кое-что!

Девочка остановилась, вопросительно приподняв бровь.

«Вот там и стой».

— Что случилось с Давустом?