Теперь шанка отступали, и карлы с криком рубили тех, кто поворачивался и пытался атаковать. Последний шанка заверещал и полез на дерево, пытаясь улизнуть. Но меч Доу опустился на его спину, разметав красное мясо и осколки белых костей. Шанка повис, скорчившись на ветках, дернулся и затих.
— Готово! — прогремел Лихорадка. Его лицо было забрызгано кровью. — Мы победили!
Карлы смеялись и кричали, потрясая оружием. По крайней мере, большинство. Двое затихли навсегда, еще несколько получили раны. Они стонали и рычали сквозь стиснутые зубы. Ищейке не показалось, что они настроены праздновать. И Тридуба тоже.
— Заткнитесь, идиоты! Сейчас они бежали, но придут новые. С плоскоголовыми так всегда — приходят новые! Уберите их трупы подальше! Соберите стрелы, какие есть! Они понадобятся нам еще сегодня!
Ищейка уже хромал к тлеющему костру. Катиль лежала там, где он оставил ее, она дышала часто и неглубоко, прижав одну руку к ребрам вокруг стрелы. Она смотрела на Ищейку большими мокрыми глазами и молчала. Он тоже молчал. Что тут скажешь? Он достал нож и вспорол окровавленную рубашку Катиль от стрелы до нижнего края и отвернул в стороны, так что стала видна стрела. Она застряла между двумя ребрами в правом боку, прямо под грудью. Плохое место для раны, если вообще есть хорошее.
— Все хорошо? — спросила Катиль, ее зубы стучали. Лицо было белым, как снег, глаза лихорадочно блестели. — Все хорошо?
— Все хорошо, — ответил он, стирая грязь с ее мокрой щеки большим пальцем. — Не волнуйся, все уладится.
А мысленно повторял: ты гнусный лжец, Ищейка, ты гадкий трус.
Тридуба присел рядом на корточки.
— Надо достать, — сказал он, хмурясь. — Я держу ее, ты тяни.
— Что?
— Что он говорит? — прошипела Катиль; на ее губах появилась кровь. — Что он… — Ищейка двумя руками ухватился за стрелу, Тридуба держал Катиль. — Что вы…
Ищейка потянул — стрела не поддалась. Он снова потянул — и кровь потекла из раны вокруг стрелы и двумя струйками устремилась вниз по бледной коже. Он потянул — и ее тело изогнулось, ноги ударили в землю, и она закричала, словно Ищейка убивал ее. Он потянул — и стрела не вышла, и не сдвинулась хотя бы на толщину пальца.
— Тяни, — прошипел Тридуба.
— Она ни черта не выходит! — прорычал Ищейка ему в лицо.
— Ладно! Ладно! — Ищейка отпустил стрелу, и Катиль кашлянула и забулькала, задрожала, начала хватать воздух ртом, изо рта потекла розовая слюна.
Тридуба потер челюсть — на лице остался кровавый след.
— Если ее нельзя вытянуть, нужно протолкнуть ее насквозь.
— Что?
— Что он… говорит? — булькнула Катиль, ее зубы стучали.