Петля дорог

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ай-яй-яй… Как же…

Девочка обернулась, будто ее ужалили. Лица женщин, молодые и старые, так непохожие друг на друга, были сейчас одинаково потрясенными и одинаково осуждающими. И все глядели на нее — будто обливая ледяной водой.

Она поняла, что плакать нельзя. Ни в коем случае нельзя здесь, сейчас, при всех разреветься.

Большая Фа по-прежнему стояла на пороге и ждала. Девочка подошла, поднимаясь, как на эшафот. Уставилась напряженно, не отводя глаз, будто спрашивая: а что?..

— Иди в дом, — сказала Большая Фа. В голосе ее скрежетали краями тонкие льдинки.

Она поняла, что бесполезно спрашивать и бесполезно спорить. Она поняла, что случилось воистину непоправимое; из последних сил подняв голову, она прошествовала к дверям своей комнаты. Вошла, дождалась, пока повернется, запирая дверь снаружи, ключ; потом повалилась на постель и зарыдала без звука и без слез.

Она ждала, что Фа явится, чтобы наказать ее — однако до вечера никто так и не пришел. Ночь прошла в горе и полусне; рано утром в дверь поскреблась Лиль. Заглянула в замочную скважину:

— Ты… это… вы что, обнимались? И целовались, да?!

— Дура, — шептала девочка, глотая слезы.

— Ну, ты… Ну, ты… Что теперь будет, а… А отец Вики ходил в каретную лавку и купил кожаный кнут, у, страшный… А Фа говорит, что если кто соседям проболтается убьет на месте… И что до приезда Аальмара никто на ярмарку не поедет…

— При чем тут Аальмар? Ну причем здесь Аальмар-то?!

— Я не знаю, но Фа говорит…

Шепот Лиль вдруг сменился визгом; затем последовал звук пощечины, и, удаляясь — шаги и всхлипывания. Тишина.

Она ходила из угла в угол, кусая пальцы, еле сдерживая стон. Она виновата; она страшно провинилась, и теперь, из-за нее, пострадает Вики…

А что скажет Аальмар?!

Но ведь она не хотела!.. У нее и в мыслях не было того, о чем они все подумали…

Она села на пол, подтянув под себя ноги. Не было, не было… А если было?! Если она теперь преступница, развратница, шлюха?!

Ей захотелось умереть. Немедленно и бесповоротно.

Вечером Большая Фа собственноручно принесла девочке ужин. Молча пронаблюдала, как, поковырявшись в каше, пленница отодвинула тарелку; велела набросить на плечи платок и следовать за собой.

Вышли из дома, прошли через весь двор к сараю; работник, коловший дрова, съежился, встретившись взглядом с Большой Фа.