«Еще один секрет вылез на безжалостный свет, когда ему хорошенько поддали под зад. Я ни в чем не ошибся и даже разочарован. Забавно, как быстро решаются проблемы, стоит человеку что-нибудь отрезать».
— И… и… я сказал им, что вы собираете сведения о нашем незаконнорожденном короле и о Байязе. Что вы не собираете информацию на Сульта, как они просили. Еще я сказал им… Я сказал им…
Секутор запнулся и смотрел на обрубки своих пальцев, валявшиеся на столе в разрастающейся луже крови.
«Сочетание невыносимой боли, чудовищной потери и невозможности в это поверить. Может, я сплю? Или я на самом деле навсегда потерял половину своих пальцев?»
Глокта подтолкнул Секутора концом ножа.
— Что еще?
— Я сказал им все, что мог. Я сказал им… все, что знал.
Слова срывались с его губ в брызгах слюны, рот мучительно кривился.
— У меня не было выбора. У меня были долги, а они предложили их оплатить. У меня не было выбора!
«Валинт и Балк. Долги, шантаж и предательство. Ужасно банально. Вот чем неприятны ответы — они всегда оказываются гораздо скучнее вопросов».
Губы Глокты сложились в грустную улыбку.
— Нет выбора. Я точно знаю, как ты чувствовал. — Он снова поднял нож. — Но…
Удар! Тяжелое лезвие заскрипело по столешнице, когда Глокта осторожно срезал еще четыре куска плоти. Секутор кричал, задыхался, снова кричал. Отчаянные крики перемежались слюнявыми всхлипами, лицо скривилось и сморщилось.
«Как те сушеные сливы, которые я иногда ем на завтрак».
У него еще оставалась половина мизинца, а остальные пальцы превратились в сочащиеся кровью обрубки.
«Но мы не можем остановиться, когда зашли так далеко. Не можем остановиться ни при каких условиях. Мы все это прекрасно знаем».
— А как насчет архилектора? — спросил Глокта, вытягивая шею и расправляя затекшие плечи. — Как он узнал о том, что было в Дагоске? Что ты сказал ему?
— Как он… что… я ничего ему не говорил! Я не говорил…
Удар! Большой палец Секутора отлетел и завертелся на столе, оставляя извилистый кровавый след. Глокта поерзал на стуле, стараясь унять боль в ногах и в спине.
«Но куда от нее деться? Как ни двигайся, все еще больнее».