— Что ты можешь мне дать? После всего, что было?
— О, ничего особенного. Я вдвое больше страдаю от боли и в десять раз больше от унижения, поднимаясь утром с постели. Человек вроде тебя был бы очень мне полезен. Ты доказал свою несгибаемость. Ты потерял все — все сомнения, всю жалость, весь страх. Мы оба потеряли все. Мы оба выжили. Я понимаю тебя, Реус, как никто не сможет тебя понять.
— Теперь меня зовут Пайк.
— Конечно. Позволь мне подняться, Пайк.
Нож медленно соскользнул с горла. Человек, который прежде был Салемом Реусом, стоял над ним и мрачно глядел вниз.
«Кто предскажет, какой поворот сделает судьба?»
— Ладно, вставай.
— Легче сказать, чем сделать.
Глокта сделал вдох, застонав от болезненного усилия, поднялся на четвереньки и перевернулся.
«Героическое достижение».
Он медленно вытянул руки и ноги, сморщившись, когда искалеченные суставы щелкнули.
«Ничего не сломано. Сверх обычного, во всяком случае».
Он протянул руку, взял рукоятку упавшей трости, пропустив ее между двумя пальцами, и подтянул к себе поверх разбросанных бумаг. Он почувствовал, как острие кинжала уперлось ему в спину.
— Не держи меня за дурака, Глокта. Если попытаешься…
Глокта схватился за край стола и потянулся вверх.
— Ты вырежешь мне печень и все такое. Не беспокойся. Я достаточно искалечен, чтобы не стремиться к новым увечьям. Хочу кое-что показать тебе. Я уверен, ты это оценишь. А если я не прав… перережешь мне горло чуть позднее.
Глокта, пошатываясь, открыл тяжелую дверь и вышел из кабинета. Пайк шел следом, дыша ему в спину, как тень, тщательно припрятав нож.
— Оставайтесь здесь, — бросил он двум практикам в приемной.
Он прохромал мимо мрачного секретаря за огромным столом. В широком коридоре, ведущем в самое сердце Допросного дома, Глокта заковылял быстрее, постукивая тростью о пол. Превозмогая боль, он откинул голову и сжал губы в твердую складку. Краем глаза он ви дел клерков, практиков, инквизиторов. Все кланялись и сторонились, давая пройти.
«Как они боятся меня. Больше, чем любой человек в Адуе, даже имеющий причины бояться. Как все меняется. И как все неизменно».