– Да уж. Мне вот никогда не везло.
Тюремщик отпер дверь, та со скрипом отворилась. Вошли два стражника и защелкнули у него на руках кандалы. Сопротивляться он не стал. Смысла не было. Его вывели в коридор, и он оказался лицом к лицу с нею.
– Мы проделали долгий путь, а, Монца?
– Долгий, – сказала она. – Ты сбился с дороги, Трясучка.
– Нет. Нашел дорогу к себе. Собираешься меня повесить? – Радости при этой мысли он не испытал, но и печали тоже. Все лучше, чем гнить в камере.
Она посмотрела на него холодными голубыми глазами. Точь-в-точь как при первой встрече. Словно знала заранее, чего от него можно ожидать.
– Нет.
– Ну? – Этого он не ожидал. И чуть ли не расстроился. – Тогда что?
– Можешь идти.
Он моргнул.
– Могу – что?
– Идти. Ты свободен.
– Не думал, что тебе все еще есть до меня дело.
– Кто говорит, что мне хоть когда-то было до тебя дело? Я делаю это для себя, а не для тебя. Хватит с меня мести.
Трясучка фыркнул.
– Черт, кто бы мог подумать? Палач Каприле. Змея Талина. И при этом хорошая женщина. Я думал, тебе на все такое плевать. Думал, милосердие и трусость – одно и то же.
– Считай, что это трусость. Переживу как-нибудь. Только больше не возвращайся сюда. Моя трусость имеет пределы. – Она сняла с пальца кольцо. То самое, с большим кроваво-красным рубином, и швырнула к его ногам на грязную солому. – Возьми.
– Ладно. – Он наклонился, поднял кольцо из грязи, вытер о рубашку. – Я не гордый.
Монца повернулась и пошла прочь, к лестнице, откуда лился свет фонарей.
– Так это что, конец, да? – крикнул он вслед. – Это все, что ли?