Он взглянул на Фосса Глубокого, недавно вернувшегося на службу. Вот нагляднейший пример своекорыстия во плоти. Несмотря на неприязнь, по крайней мере, на словах, ко всякого рода битвам, у него из-под замызганного плаща поблескивал отменный нагрудник Союза с выгравированным золотистым солнышком.
– А ведь их и в самом деле не мешает иметь. А, Глубокий?
– Чего?
– Принципы.
– О, я их большой-пребольшой приверженец. И брат мой тоже.
Мелкий оторвался от яростной чистки ногтей кончиком ножа.
– Мне они нравятся с молоком.
Неловкая тишина. Кальдер повернулся к Железноголовому.
– Когда мы с тобой последний раз беседовали, ты держался за Доу. Потом ты обоссал мне сапоги. – Он поднял один, за истекшие дни еще более побитый, обшарпанный и заляпанный, чем сам Кальдер. – Неделю назад еще лучшие, черт их дери, на всем Севере. Стирийская кожа. Полюбуйся вот.
– Охотно куплю тебе новую пару.
Кальдер, вставая, поморщился от ломоты в ребрах.
– Тогда уж сразу две.
– Как скажешь. Может, и сам обзаведусь.
– Пожалуй, тебе к лицу что-нибудь из стали?
Железноголовый покачал головой.
– Стальные сапоги в мирное время? Душа не лежит. Что-нибудь еще?
– Просто держи пока своих людей наготове. Нам нужно хорошее представление перед Союзом, пока им это дело не наскучит и они не смоются по-тихому. Уже недолго осталось.
– Ты прав.
Кальдер отошел на пару шагов, но повернул обратно.
– И жене моей подношение сделай. Что-нибудь красивое: у меня же скоро ребенок родится.