Клевер глубоко вздохнул и выдавил на лицо улыбку.
– Как скажешь, вождь.
Он постарался, чтобы улыбка не соскользнула, пока Кальдер и его люди шли обратно к замку, распространяя дурную новость у каждого костра.
Сзади послышалось шипение, и Клевер, обернувшись, обнаружил, что Хлыст залил их костер.
– Что ты делаешь?!
– Ну… мы ведь выступаем, так? Нельзя же оставлять его гореть.
– Чего ты боишься, что загорится это гребаное болото? Тут целая долина народу и всего одна дорога. Хорошо, если мы тронемся с места хотя бы до темноты. То есть теперь мы еще и сидеть будем в холоде!
– Погоди-ка… – прошептала Шолла. – Погоди-ка…
Сморщившись от сосредоточенности, она медленно вела нож, отслаивая от куска сыра ломтик настолько тонкий, что он просвечивал насквозь.
– Никто… мать вашу… не дышите…
Он был словно листик бумаги. Наконец она подняла его на лезвии – белый безупречный лепесток, даже слегка трепещущий на ветру.
– Я это сделала!
И тут с ближайшего дерева упала огромная капля, разбившись об нож и разломав тончайший ломтик на кусочки, которые сразу же затерялись где-то в грязи.
– Мать-перемать! – рявкнула Шолла.
Нижний запрокинул голову и расхохотался.
– Это лишь показывает, как судьба может в одно мгновение разбить все наши планы, – заметил Клевер.
– У тебя есть планы? – спросил Хлыст с неподдельным удивлением.
– Ну что значит есть… Они у меня есть в том же смысле, в каком у меня есть сапоги. – Клевер, нахмурясь, взглянул на свою разбухшую от воды обувку. – Скажем прямо, мне никогда бы не помешали другие, получше.
Шолла стояла с сыром в одной руке и ножом в другой, глядя, как по мере распространения приказа Кальдера усталые люди принимаются возиться вокруг своих костров, складывать свои палатки, собирать свои причиндалы.
– Что будет, когда мы доберемся до Карлеона?