Мудрость толпы

Фактически он рвался к этому уже несколько месяцев, в особенности со времени посещения его Виктариной дан Тойфель. Однако Лео старался больше не давать желаниям водить себя за нос.

– Если меня призовут на защиту Великой Перемены, я исполню свой долг, – спокойно сказал он.

– Ха! – Угол рта Судьи загнулся вверх. – Вы знаете, почему меня прозвали Судьей? Это целая история. Нет, в самом деле, выпейте гребаного чаю!

И она откинулась обратно на подушки, задрав одну босую ногу на стол и задумчиво уставившись на изображение Мастера Делателя. Лео, похолодев, осознал, что ее халат раскрылся, открыв на обозрение половине комнаты ее поросшую рыжими волосами промежность. Он не мог сказать, сделала ли она это специально, но что-то в том, как небрежно она выставила себя напоказ, привело его в легкий ужас. Меньше всего на свете он хотел видеть это, но почему-то ему приходилось постоянно отводить глаза в сторону.

– Я не знаю, кто были мои родители, – задумчиво продолжала Судья, шевеля пальцами ног. – Может быть, поселенцы в Дальних Территориях. Но они были убиты, когда я была еще ребенком, а потом меня украли призраки. Привели к себе и воспитали. В клане Великого Санджида, Императора Равнин.

Женщина с ножами подняла голову от своих костей и засмеялась. Судья, нахмурившись, взглянула на нее.

– Я что, мать твою, сказала что-то забавное?

Та покачала головой и вернулась к своим костям.

– Они обращались со мной хуже, чем с грязью, призраки. Хуже, чем с рабыней. Но по причине того, что я была человеком со стороны, меня сделали судьей всевозможных разногласий между их кланами. Вопрос не стоял о правосудии, о чьей-то невиновности или вине. Вопрос был только в том, что должно быть сделано. В поддержании равновесия между разными группами на равнине, чтобы ни одна не получила слишком большого перевеса над остальными. – Она потерла неровную щетину сбоку своей головы. – Конечно, потом начало прибывать все больше поселенцев с этими их братствами, и они повыбили призраков одного за другим, разогнали дичь и отравили воду. Однажды они пришли в нашу деревню и убили всех, кого я знала, и сказали мне, что они меня освободили. Они спросили, как меня зовут, и знаете, что я им ответила?

– «Судья»?

Она прищелкнула пальцами:

– А вы не дурак! Да, может быть, поэтому я теперь разыгрываю из себя судью. Они привили мне вкус к поддержанию равновесия.

– Звучит больше похоже на оправдание, чем на объяснение, – пробормотал Юранд.

Лео бросил на него хмурый взгляд.

– Это одно и то же. Смотря с какой стороны посмотреть.

– Ха! – Судья ткнула в Лео пальцем. – Я собиралась сказать в точности то же самое! У этого парня не одно только смазливое личико, а, Броуд?

Броуд уставился на Лео, пожевал челюстями и отхлебнул из фляжки. Лео подумал, что он, должно быть, настолько зол, что не может разговаривать, или настолько пьян, что забыл, как это делается. Возможно, и то, и другое.

– Знаете, в чем проблема с хорошеньким личиком? – продолжала Судья. – Люди привыкают к преимуществам своей красоты, а потом, когда ее вдруг не остается, им больше нечем добиваться успеха в жизни. Нет ничего поганей человека, который прежде был красивым. У них такая жалкая улыбка! «Любите меня, любите, любите», – как бы говорит она, хотя там уже не осталось ничего, что можно любить.

Судья подалась вперед – так что ее нагота, слава мертвым, снова оказалась в тени – и схватила со стола топорик. Гловард беспокойно зашевелился, но Судья всего лишь отрубила ногу от куриной тушки парой звонких ударов, вызвавших недовольное полусонное мяуканье из соседней комнаты. Она швырнула топорик обратно и принялась жадно обгрызать кость. Потом остановилась.

– Да, так о чем мы там говорили?