Сверху послышался грохот, и сжигатели поволокли кого-то вниз по лестнице.
– Взяли! – торжествующе крикнул один.
Охваченная ужасом, Савин вдруг поняла, что их пленницей была Зури. Запястья и лодыжки горничной были закованы в толстенные черные кандалы, звенья цепей были в палец толщиной. Она едва могла двигаться из-за их тяжести.
– Во имя всего святого! – воскликнула Савин. – Неужели эти цепи так уж необходимы?
– Лучше не рисковать, – отозвался Сарлби, когда сжигатели грубо поставили Зури на ноги у подножия лестницы. – Как знать, может, она из едоков.
Та быстро взглянула на Савин сквозь черную путаницу рассыпавшихся волос, закрывавших ее лицо.
– Обо мне не беспокойтесь, я…
– Закрой рот, ты, бурая сука!
Один из сжигателей сорвал с ее шеи серебряные часы. Цепь зацепила ухо, и она охнула от боли. Сжигатель поглядел на добычу, одобрительно хмыкнул и засунул часы к себе в карман. Другой запрокинул ей голову и принялся прилаживать к ее лицу какое-то приспособление из проволоки и пряжек. Во имя Судеб! Они надевали на нее намордник!
– Вы что, спятили? – взвизгнула Савин и тут же пожалела об этом. Разумеется, они все давно уже спятили. – Зури моя компаньонка, а не какая-нибудь ведьма! Гуннар, ты ведь ее знаешь!
Броуд сморщился, словно звук его имени доставил ему боль.
– Не мне решать, – буркнул он, прикладывая к губам фляжку и делая маленький глоток. – Решать суду.
– Сколько предполагаемых едоков вы арестовали? – спросила Савин у сжигателей, пока они волокли Зури к двери, расшвыривая ногами детские постели.
– Десятки, – ответил Сарлби.
Савин сжала руки, загремев кандалами:
– И сколько из них действительно оказались едоками?
– Какая разница, после того, как их заковали и надели намордники? Эй, кстати, у нее ведь были еще какие-то братья?
– Но они… хорошие люди, – прошептала Савин.
Что за бессмысленное заявление! Она поглядела на сирот, жавшихся к облезающим стенам. Какая же она была дура, думая, будто может кого-то спасти! Она не могла спасти даже саму себя.
Сарлби взял ее под руку и повел к двери.