Сперва он хотел сказать «золотом», но даже в такие моменты нельзя забывать о том, что сколько стоит.
Они сражались, там, на стене. Игнет видела их, выглянув из-за угла своего дома. Где-то что-то горело – она чувствовала запах. Словно подгорелые пирожки.
Глядя во все глаза, с грохочущим сердцем, она видела, как один человек убил другого, там, наверху. Проткнул его копьем. Тот упал и свалился на крышу неподалеку, съехал вниз и зацепился, свесив одну ногу с крытого камышом карниза.
– Игнет, сейчас же в дом! – завопила мама, схватила ее за руку и втащила внутрь. Папа захлопнул дверь и заложил на два засова.
Игнет всегда считала эти засовы такими крепкими, такими тяжелыми! Теперь они казались тонкими железными щепками, от которых зависело, ворвутся ли к ним в дом все эти свирепые воины.
Она съежилась в углу. Звуки битвы были по-прежнему слышны. Она всегда считала городские стены такими толстыми, такими высокими! Больше ей так не казалось. Неужели враги через них перелезут? Неужели они войдут в город? Неужели они начнут ломиться в двери их дома?
Расширенными глазами, прижав плечи к ушам, она смотрела на засовы, ожидая, что те в любое мгновение могут начать трястись и грохотать в скобах.
– Что будет, если Рикке победит? – спросила мама.
Папа лишь пожал плечами.
– Что будет, если она проиграет? – спросила мама.
Папа беспомощно покачал головой.
– Что же нам делать? – завопила мама, хватая папу за обе руки.
– А что мы можем сделать? – пробормотал он в ответ.
Игнет заползла под стол и закрыла голову ладонями. Снаружи, глубокий и вибрирующий, снова послышался звук рога.
– Ну же, ну, – бормотал Гвоздь, не сводя глаз с гребня холма, где полоскалась под ветром бахрома травы. – Ну давай же, давай…
Ему не сиделось на месте. Он сгорал от нетерпения вступить в драку, чувствуя такое же нетерпение в людях вокруг, в людях позади, напряженных, словно натянутые луки, рвущихся, словно собаки с цепи. Судя по звукам, битва уже началась: радостный звон стали и веселая музыка сражения доносились из-за небольшого пригорка. Не в силах больше сдерживаться, он прополз к гребню, среди колышущейся травы, и выглянул на ту сторону, просунув кончик языка между оскаленными зубами – вниз, в долину.
Слева были эти мудаки из-за Кринны с их костями и шкурами – они лезли на стены Карлеона. Прямо были Кальдеровы карлы – эти еще приставляли лестницы. Зато справа был Черствый! Его люди уже добрались до города, они дрались в полях, дрались на стенах, и Гвоздь не смог удержаться, чтобы не рассмеяться.
Значит, план Рикке сработал! А ведь он казался полным безумием, когда она шепотом рассказала ему, что собирается делать. Ее глаза были скрыты темнотой – тот, что ничего не видел, и тот, что видел слишком много; ее горячее дыхание касалось его лица, донося приятный запах эля. Ее план казался полным безумием, но он был таким смелым, что Гвоздь не смог отказаться. Даже не подумал о том, чтобы отказаться. Пожалуй, он не смог бы сказать ей «нет» никогда в жизни.
Она была честной и мудрой, прекрасной и необычной, и знала такие вещи, которые не знал никто другой, и говорила такие вещи, которые никто другой не осмелился бы сказать, и могла его рассмешить, на что никто другой был не способен. Он никогда не встречал подобной женщины. Таких больше просто не было.
– Ну давай, давай же, – шептал он. –