Насколько щегольским был передний фасад «Дома модъ», настолько задняя его сторона оказалась запущенной и неухоженной. Урусов с явным усилием потянул на себя облупившуюся дверь. Пронзительно, до зуда в зубах, заскрипели несмазанные петли, под облезлой краской тускло блеснул металл. Митя придержал дверь, с удивлением разглядывая сложный германский замок, обернулся, новым взглядом оценивая захламленный двор. А ведь если ночью идти, в темноте, до этой двери почти невозможно добраться не покалечившись, и уж вовсе невозможно – не наделав шуму.
На крыше нужника невидимый для остальных призрак приветливо помахал ему зонтиком, Митя хмыкнул и нырнул в сумрак коридора. Дверь за ним с душераздирающим скрипом захлопнулась и в коридоре воцарилась почти полная темнота. Темнота пахла. Знакомыми ароматами ателье: шерсть, раскаленный утюг и мел, сквозь которые тянуло приглушенными, но все ощутимым запахами старой лежалой одежды и пота.
Митя моргнул, в очередной раз поблагодарив особенность своего зрения. Если бы не умение видеть в темноте, он бы непременно врезался в составленные у стены стулья или груду ветоши на себя завалил! В отличии от ящиков с торчащими гвоздями - не смертельно, но весьма неловко. И неприятно.
- Кто там ходит? Кто бы не ходил - ходите сюда или, ходите отсюда, а не стойте там столбами!
— Это мы, Исакыч! - возвысил голос Урусов.
- Мы? - хмыкнули в ответ. - Ой вэй, как же много вы про себя сказали, уважаемые «мы»! Прям даже неловко спрашивать - а вы, собственно, какие-такие «мы» будете? Мы, Александр III, кровью Даждьбожей император?
- Господин Альшванг, не забывайтесь! - голос Урусова стал предельно строгим.
- Ах, вот это какие «мы»! - возрадовались в темноте. - Его благородие полицейский княжич.
В темноте коридора снова заскрипели петли, и отворившаяся на другом конце коридора дверь впустила внутрь немного дневного света. Урусов уверенно направился туда.
За дверью оказалась портновская мастерская с безголовым манекеном на железной ноге, и заваленным обрезками тканей столом. На дорогие ателье на Невском, к которым привык Митя, и даже на претендующий на венский шик «Домъ модъ», она не походила совершенно. Здесь обретался самый что ни на есть дешевый портной, из тех, кому и шить-то редко приходится - всё больше перешивать. Подаренное дородной барыней платье обуживать для тощей горничной, поношенные юбки выворачивать уцелевшей изнанкой наружу, перелицовывать гимназическую форму старших братьев для младших, дедовские штаны - для внуков, удлинять подолы платьев подросшим барышням, и надставлять рукава сюртуков вытянувшимся за лето сынкам небогатых семейств. А еще - перешивать для желающих выглядеть «по-барски» приказчиков украденные гостиничными ворами жилеты и сорочки постояльцев.
- ... разом с его высокоблагородием полицейским сынком! - раздался уже знакомый ехидный голос. - Тем самым, который у нас в нужнике труп сыскал!
На узкой колченогой кушетке под окном, кренделем свернув ноги, восседал типичный еврей-портной. Настолько еврей и настолько портной, что казался не живым человеком, а скорее персонажем из новомодной пьески. Черная потертая жилетка была напялена поверх застиранной до серости рубахи, а босые и изрядно грязные ступни торчали из обвислых штанин. Длинная и острая, как мокрый хвост дворняги, борода была воинственно задрана, сдвинутые на нос очки грозно поблескивали, а серые выцветшие глаза смотрели с морщинистого лица настороженно и неожиданно жестко.
«Такими тазами в прицел хорошо глядеть!» - мелькнуло в голове у Мити.
- Здравствуйте, Яков Исакыч! - не обращая внимания на издевательские титулования, поздоровался Урусов - на губах его играла улыбка.
Старый портной посмотрел на Урусова сквозь очки, потом поверх них – и возмутился:
- Какое здоровье у старого больного еврея? «Руки не держат», —он протянул перед собой широкие, как лопата, лапищи.
Такими грести хорошо. Или шеи сворачивать.
- ... ноги не ходят. - он резко выбросил вперед ногу. - И глаза не видят совсем! – и видно, в подтверждение своих слов, поднял очки на лоб. - Так шо и вам, паны ясные, доброго здоровьичка, как мне! - заключил он.
Пожелание после всего сказанного звучало двусмысленно.
- Что с нашей просьбой, Яков Исакыч? - Урусов оставался невозмутим.
ebooksa