Проклятый ректор

- Если не верите, можете написать моему отцу и спросить. Думаю, он подтвердит.

- И каково это? - непривычно тихо поинтересовался Фарлаг, наблюдая, как я добавляю в снадобье последние ингредиенты. - Не плакать.

- Не так здорово, как может показаться, - я позволила себе еще одну небольшую улыбку. - Когда ты не плачешь, люди думают, что тебе не бывает больно, грустно или страшно. Одни этому удивляются, другие осуждают. Кто-то, наверное, даже завидует. Но дело в том, что не грустить и не плакать - не одно и то же. Я испытываю эти эмоции, просто не могу дать им выход. Они сгорают - вот тут, - я приложила руку к груди, к тому месту, где обычно чувствовала жжение. - Говорят, что слезы помогают, что после них чувствуешь очищение. Своего рода освобождение. Я не знаю этого чувства. Мне не становится легче. Со временем мне просто перестает быть плохо. Хотя, может быть, это и похоже на то, что испытывают другие, я не знаю, не могу сравнить. Не это самое плохое.

- А что?

На несколько секунд я забыла про свое снадобье, только смотрела в глаза Фарлагу, вспоминая, как он схватил меня и поставил перед зеркалом, как обвинял в неискренности. И даже как мне хотелось в тот момент прижаться к нему, чтобы избавиться от бившего меня озноба. Не знаю, мог ли он по моим глазам прочесть, о чем я думаю, но взгляд не отводил.

- Когда ты не плачешь, тебя не жалеют, - в конце концов ответила я. - Это самое плохое. Когда ребенок падает и бьется коленкой, все смотрят на то, выступили у него слезы или нет. Если просто закричал или захныкал, значит, всего лишь хочет внимания, а если заплакал, значит, действительно больно. Если заплакал, надо приласкать. Если нет - достаточно попенять на то, что он неуклюж. Если родители на тебя накричали, а ты накричала в ответ, то ты неблагодарная мерзавка, которая не ценит добра. А если ты расплакалась, значит, они перегнули палку и надо мириться. Если у тебя умирает мать, а ты просто стоишь на ее похоронах ни жива, ни мертва, то тебе нет до нее дела, а если падаешь на могилу и поливаешь ее слезами, то тебя надо обнять, погладить по голове и пообещать, что все будет хорошо. Слезы - это не просто выход эмоций. Слезы - это сигнал миру: люди, мне плохо, мне нужна ваша помощь. А я не могу подать этот сигнал. Даже когда хочу, все равно не могу. И вместо помощи получаю только... обвинения в бесчувственности, а то и в лицемерии.

Только на этих словах Фарлаг отвернулся, а я снова переключила свое внимание на снадобье.

- Полагаю, последнее относится к моему поведению сегодня? - после недолгой паузы уточнил он.

- Не только, - заверила я, добавляя в снадобье лимонную цедру. - Не вы первый, кто так решил, не вы последний. Просто вы оказались... таким же, как все.

- Вы поэтому сказали, что ошиблись во мне? - неожиданно поинтересовался он. - Вы думали, я другой?

Я выключила горелку, последний раз перемешала снадобье и оставила его настаиваться и остывать, а сама снова посмотрела на ректора. Почему-то сейчас я не боялась его и не смущалась темы нашего разговора.

- Разве вам есть дело до того, что о вас думает какая-то там фермерша?

- Раз я спрашиваю, значит, есть.

Он смотрел на меня так серьезно, что я ни на секунду не усомнилась в правдивости его утверждения.

- Я думаю, что вы хороший человек.

- И все? - он заметно удивился.

- Вы хотите большего?

- Я хочу, чтобы вы пояснили. Я... был груб с вами. С самого начала, с первой нашей встречи. Вы даже дали мне понять, что считаете, будто я унижаю вас намеренно, чтобы возвыситься самому. Вы также дали понять, что мое мировоззрение кажется вам глупым. Сегодня я был более, чем груб с вами. Мое поведение было... непростительным. Кроме слов, я позволил себе и действия, за которые мне очень стыдно. Но вы говорите, что я хороший человек. Я не понимаю логики.

- Я считаю вас хорошим человеком, потому что видела вас вчера. Вы вели себя с профессором Блэком как ласковый сын, а не как надменный аристократ или ректор. И я видела вас сегодня, когда вы стояли на коленях у его тела. Мне повезло оба раза видеть вас, потому что именно там и тогда были настоящий вы. Без масок, без защитных иголок, без идиотских рассуждений о крови. Все это не ваше. Эти мысли в вашей голове, но вам их туда положили, и вы по привычке их повторяете, но сердцем вы в это не верите. Потому что верь вы в это по-настоящему, вам было бы наплевать на мое мнение о вас. И вы бы никогда не предложили мне помощь просто за то, что я смогла избавить вас от головной боли. Скорее просто сунули бы несколько крон за труды. Докторам ведь не предлагают дружбу. Им платят. Вы действительно часто бываете грубы и неприятны, потому что вам больно и вы злитесь. Злитесь на несправедливость, случившуюся с вами. Злитесь на то непоправимое, что произошло с профессором Блэком. Вы бессильны что-либо изменить. И хотя вы умеете плакать, вы мужчина и не можете себе этого позволить. Поэтому вы даете своим эмоциям другой выход. Вы срываетесь на меня, потому что вам плохо, но это не делает вас плохим человеком.

Он внимательно слушал меня, не перебивая и сохраняя невозмутимое выражение на лице. Лишь когда упомянула профессора Блэка, на несколько секунд отвел взгляд в сторону. А когда я замолчала, он попытался объяснить: