— Ты правильно сделала. Не бродить же по улице под дождем, — пробормотал он.
— Я не хочу домой, — вдруг сказала Маша. — Я не знаю, как мне теперь с мамой разговаривать. И как вообще домой вернуться.
Роман вздохнул и, набравшись храбрости, осторожно обнял Машу за плечи.
— Но ты же понимаешь, что придется? Ты не можешь остаться здесь. И даже у Волкова вряд ли сможешь.
— Я совершеннолетняя, — негромко сказала Маша, устраивая голову на плече Романа.
Роман от всей души понадеялся, что она не слышала перебоя, неожиданно случившегося в его сердечном ритме.
— Маша, совершеннолетие — это иллюзия. Видишь, я сегодня подумал, что мне нужно сделать прямо сейчас, чтобы обеспечить гипотетического ребенка, и все, как ни крути, уперлось в реакцию родителей. К тому же уходить из дома из-за такого, по-моему, не стоит.
— Я — неизвестно кто, ты понимаешь? — Маша дернулась, чтобы отстраниться, но Роман лишь крепче сжал ее плечи, и она вновь устроила голову на его плече.
— Все в твоей голове. Твои родители, уверен, любят тебя. Просто Ирине Петровне очень страшно. А мы с тобой своим внезапным общением этот страх невольно нагнетаем.
— Ты предлагаешь не общаться?
Роману нестерпимо захотелось прижаться щекой к Машиной макушке, но он лишь пожал плечами, чувствуя, что его футболка под Машиной головой намокла. Не общаться было верным решением, только Роман понимал, что лично он игнорировать Машу уже не сможет. Он занимался этим почти восемь месяцев. Сил продолжать это больше не было.
— Все наладится, — пробормотал он, потому что больше ничего в голову не пришло.
— Спасибо, — прошептала Маша через несколько секунд и сжала его руку. Он пожал ее пальцы в ответ.
Сидеть рядом на диване было странно. Сердце Романа никак не могло успокоиться, хотя, казалось бы, все плохие новости уже были озвучены. Однако оно колотилось как сумасшедшее, и Роману было неловко оттого, что Маша это наверняка слышит. Его как в воронку утягивало в аромат ее волос и ритм ее дыхания. Он мысленно твердил себе, что это неправильно, что он не должен был доводить до подобного: не должен был брать ее за руку, не должен был садиться рядом, не должен был обнимать. Он даже дверь не должен был открывать. Он не имел права на все это. Но ее голова покоилась на его плече, отчего его сердце отбивало стаккато.
Роман собирался предложить Маше фен и отвезти ее домой, но вначале нужно было выровнять дыхание, чтобы не выглядеть глупым пятнадцатилетним пацаном. Время шло, а дыхание никак не выравнивалось. Влажное пятно от Машиных непросушенных волос расползлось по его футболке до середины груди, благословенно остужая кожу и не давая окончательно свихнуться. Он пробовал думать о Волкове, об Ирине Петровне, об отце, о матери. Эффект был, увы, нулевым. Силой воли он Димке тоже всегда уступал.
Когда машина просигналила об окончании стирки, Роман решительно снял руку с Машиного плеча. Но стоило ему пошевелиться, как Маша стала безвольно сползать на его колени.
Роман выпустил ее расслабленную ладонь и, перехватив Машу поудобнее, уложил ее на диван. Вначале хотел позволить ей устроиться на своих коленях, но вовремя опомнился и подсунул ей под голову одну из подушек. Укрыв Машу пледом, Роман вытащил ее вещи из машинки и сложил их на подлокотнике дивана. Сам же уселся на подоконник и принялся разглядывать девушку. Хотелось остановить время, чтобы завтра, когда придется смотреть в глаза Волкову и отцу, не наступало как можно дольше.
За окном сгустились сумерки, и очертания Маши стали теряться в полумраке, но Роман не торопился включать свет. Казалось, стоит его зажечь, и волшебство исчезнет, как в «Золушке» с боем курантов. Но чем дольше он сидел в полутьме, тем ближе становился завтрашний день. Роман запрокинул голову и прижался затылком к холодному стеклу, разглядывая ползущие по потолку желтые полосы от фар проезжавших внизу автомобилей. В жизни есть вещи, на которые мы просто не имеем права, как бы нам ни хотелось обратного. Роман сосчитал до десяти и, спрыгнув с подоконника, отправился на поиски своего телефона.
Он не мог позволить Маше провести у него ночь.
Стараясь не думать о том, насколько сильно разозлится Маша, он отыскал в общем чате группы номер Ирины Петровны. Прежде чем нажать на вызов, он построил в голове вежливую фразу: «Добрый вечер, Ирина Петровна, извините за беспокойство. Это Роман. Хотел вам сообщить, что Маша у меня. Не волнуйтесь. С ней все в порядке». Он проговорил это сообщение про себя три раза, и с каждым новым повторением оно казалось все бредовее, но выбора не было.