— Та жизнь… понятнее. Я знаю, что с ней делать, — наконец произнес Крестовский.
— Ну, если ты чего-то не знаешь, всегда можно обратиться за помощью, разве нет? — сглотнув, спросила Маша, и ей нестерпимо захотелось коснуться его руки, но она, конечно же, этого не сделала.
— Бывает так, что обратиться не к кому, — переведя взгляд на столешницу, ответил Крестовский.
— Но у тебя же есть друзья, родители…
«Я», — хотела добавить она, но снова не решилась.
— Моя жизнь здесь похожа на какой-то сюр, — усмехнулся Крестовский и потер лицо ладонями. Потом побарабанил пальцами по столу и добавил: — Друзьям такое не расскажешь. А у других… Знаешь, я тут окончательно понял, что у каждого куча проблем. Мы живем рядом с человеком и ничего о нем не знаем, а потом что-то случается, и ты такой: «О боже!», а сделать уже ничего нельзя, потому что, когда можно было, ты был придурком, который ничего не видел, кроме своих проблем. И так все время, — закончил он.
— Ты говоришь о Юле? — тихо спросила Маша, решив, что назвать Шилову по фамилии сейчас было бы неуместно.
Крестовский не ответил.
— Ты из-за нее подрался?
Он снова промолчал. Тогда Маша, решившись, коснулась его пальцев. Он вздрогнул и тут же убрал руку со стола, а потом, подняв взгляд на Машу, четко произнес:
— Завтра у меня самолет. Утром. Ты еще будешь спать, а я уже буду стоять в очереди на паспортный контроль. И обратного билета у меня нет.
Договорив, он сглотнул, и Маша сцепила кисти рук в замок, потому что заметила, что ее пальцы дрожат.
— Почему ты уезжаешь на самом деле?
Она понимала, что уже задавала этот вопрос и он уже на него отвечал, но ей очень хотелось услышать, что причина и в ней тоже. Что вот так бросить все и сбежать за сотни километров можно оттого, что некстати обратил внимание на нее, такую простую, такую, как ей всегда казалось, скучную.
Крестовский несколько мгновений молчал, а потом произнес совсем не то, чего она ждала:
— Понимаешь, если на одну чашу весов поставить то, что я раздражаю Волкова, что заставляю отца седеть раньше времени, что я накосячил в итоге с Юлей, а мое существование не дает покоя Ирине Петровне… Всего этого уже более чем достаточно, чтобы уехать, — невпопад закончил он.
— А что на другой чаше весов? — спросила Маша.
Крестовский встал, оттолкнувшись ладонями от барной стойки, и направился к чайнику, который давно закипел. Возвращаться он не спешил. Просто стоял спиной к Маше и молчал.
— Рома, ты не ответил.
Называть Крестовского по имени казалось странным и… правильным.