Анин подумал, что богомол вряд ли поймет, что им нечем стрелять. Правда, это лишь оттянет развязку.
Надолго ли?
Сурте никто не возражал. Все, они решили — они не откроют Донскому окно, дав тем самым ему призрачный шанс, они полагаются на Провидение. Анин на стороне Сурты, Ольга молчит. Маверик осталась в меньшинстве.
Чувствуя какую-то неловкость, словно во взгляде Анжелы был укор, Анин отвернулся. Он следил за двором, стараясь не смотреть на Донского.
Олег Сурта непрестанно перебирал ружье руками. Ладони были скользкими, словно он держал их в какой-то маслянистой жидкости.
Анжела Маверик вдруг прервала затянувшееся молчание:
— Смотрите! Он плачет!
Минул час.
Никто не произнес ни слова. В какой-то момент на пол присел Олег Сурта, затем его жена. Анин и Анжела Маверик продолжали стоять.
Богомол не показывался.
Артем Донской постепенно сползал ниже и теперь сидел на корточках. Изредка он выпрямлялся, но спустя минуту-другую опять садился на корточки. Все это время он держал револьвер перед собой, сжимая обеими руками.
Дважды Донской плакал. Первый раз они заметили это лишь по слезам, обильным и безмолвным слезам. Именно из-за отсутствия бурных эмоций у Донского, они ничего не предприняли.
Второй раз Донской рыдал взахлеб. Они слышали это отчетливо, словно он находился в соседней комнате. Анин думал, на этот раз Донской что-нибудь сделает. Побежит к веранде или выскочит со двора, неважно, эти рыдания станут своеобразным толчком.
Донской остался стоять у калитки. Его трясло, он подвывал, но стоял, не пытаясь шагнуть в ту или иную сторону. Вместе со слезами потекло из носа.
Маверик приблизилась на пару шагов к окну, и Анин почувствовал, как она сжала ему локоть. Он кивнул, дав понять, что видит.
У Донского пошла носом кровь. Тонкая струйка. К общему напряжению ее вид добавил жути.
К ним подошла Ольга Сурта. Она молчала. Они не обменялись ни словом, то ли понимая, что ничего не изменят, то ли всерьез опасались, что одно-единственное произнесенное слово нарушит барьер между ними и Донским, и его ужас станет их ужасом.
Кровь остановилась сама собой. Донской размазал ее по губам и подбородку, частично слизал. Рыдания слабели, пока не прекратились вовсе. Кризис как будто миновал.
В последующие минуты Донской вел себя тихо. Не опуская револьвер, он следил прежде всего за огородом.
Паузу длиной в целый час прервала Маверик: