– Ты уже проснулась? Выспалась? Отдохнула? – свекровь приветствовала меня искренней улыбкой.
При этом она, бросив на дно горшка, чьи размеры не уступали кадушке, гвоздь и запихав туда же корешки вербены, начала шустро орудовать лопаткой, закапывая непокорную рассаду. По правде говоря, я немного удивилась: все же одно дело, когда леди букетики собирает, и совсем другое – когда выращивает «упыриную смерть»: именно в соке вербены закаляли клинки против нежити, ее добавляли в серебряные пули.
– Да, спасибо. А зачем гвоздь? – задала я самый идиотский из всех возможных вопросов. Но надо же было с чего-то начать разговор.
– Малышам очень нужен металл. Проржавевшие гвозди отлично подходят для этого дела, – пояснила она, указывая на гору шайб, шурупов, саморезов и собственно гвоздей.
– Ясно, – начала я, при этом мучительно соображая, как вырулить к теме местообитания муженька. Мыслей в голове оказалось много, и все скопом желали стать озвученными. Оттого они напоминали мне айву в банке. Когда сливаешь компот – вода уходит, а фрукты так и не могут проскочить через не узкое в общем-то горлышко, потому что каждый хочет быть первым. Не придумав ничего, я решила спросить как есть: – А где сейчас Хантер? В отделении вы ведь говорили, что он дома…
– Я соврала инспектору, – просто призналась леди Голдери, словно речь шла о пережаренных семечках, и пожала плечами.
Ничего себе! Я припомнила, как не дрогнул и мускул на ее лице, когда она, глядя сиятельному в глаза, уверенно утверждала, что сын уже дома.
– Почему? И где сейчас Хантер?
Свекровь на этот раз отложила садовую лопатку и прикрыла ящик с нерассаженной вербеной стеклянным колпаком.
– Что же, отвечу по порядку. О том, что тебя нужно срочно забрать из участка, я узнала от сына. Он прислал мне послание по патографу. Едва оно вспыхнуло у меня в руке и я прочла ленту, как сразу же помчалась к тебе. – Она вздохнула и, раскинув руки, заключила меня в объятия. – Я так рада за вас!
Сказать, что я ничего не поняла, – это значит ничего не сказать. Тем временем я усердно изображала столб, который пытались придушить в объятиях. Свекровь же, словно спохватившись, отстранилась.
– Прости, забыла! Тебя же сейчас нельзя так крепко обнимать. И на чем это я остановилась? Ах да. Я объехала несколько участков, когда наконец-то нашла тебя. Что же до моего непутевого сынка, – она покачала головой, словно осуждая чадо, но в ее голосе, напротив, звучали лишь любовь и забота, – то он сейчас на койке в госпитале. Отлеживается.
– И вы так спокойно об этом говорите? – я категорически не понимала свекровь.
– Он мой сын, и я знаю его как облупленного. Так же, как и его работу. Знаешь, сколько раз за последний год его штопали целители? Сколько бессонных ночей я провела, не зная, каким богам уже молиться? Что для света и империи – геройство и подвиг, то для матери – седые волосы. Поначалу я думала, что никогда к этому не привыкну, но, как у людей говорят, время примиряет всех и со всем. А сейчас, я надеюсь, сын и вовсе остепенится, – как-то странно закончила она свою речь.
Меня же начали терзать смутные подозрения: что же такое написал муженек, раз свекровь сорвалась с места, да еще и хранителя с собой прихватила?
– А можно тогда навестить Хантера?
Матушка благоверного просияла и затараторила:
– Конечно-конечно. Я сейчас же распоряжусь заложить экипаж.
У свекрови слова с делом не расходились. Уже через каких-то двадцать минут мы ехали в карете в лечебницу.
Глава 8