Второй

Хозяин дома выходит на свет и я наконец-то могу рассмотреть этого таинственного Гальцева, о котором у меня сложилось весьма неоднозначное мнение. Он жмет нам руки, приглашает зайти в зал. На меня он поглядывает с любопытством и какой-то опаской чтоли. Хотя я думаю что магов на своем веку он перевидал.

Сложное лицо у Гальцева. Необычное. Широкие скулы, четко очерченный нос, глубокие морщины у переносице, слишком напряженная линия губ и пронзительные ярко-голубые глаза. Глядя на его лицо можно сразу сказать что человеку пришлось в жизни повидать слишком многое. Такие лица раньше были у морских пиратов и разбойников с большой дороги. Но благородных…С хорошей примесью дворянской крови.

Напряжение в общении между Гальцевым и Вторым стоит такое что даже я ощущаю. Кажется одно не ловкое слово или жест и шарахнет электрический разряд. Но оба стараются держать себя в рамках приличия.

Второй усаживается на диван рядом с мальчиком, гладит того по взъерошенной макушке и говорит что в коридоре мешок от дед Мороза с игрушками. Паренек скептически смотрит на Второго чуть картавя отвечает что "не пгавда, дед могоз весной подагки не носит» — но тем не менее все же соскальзывает на пол и бежит в коридор, с тайной надеждой на "а вдруг». Второй глядя ему в след слишком тепло улыбается.

Я наблюдаю за мальчиком и пока не вижу ровным счетом ничего. Аура как аура- может немного великовата для его возраста и пики несколько длиннее чем надо. Но в целом. Расцветка стандартная, вспышки… А вот вспышки мне действительно не нравятся. Такое чувство что вспышки что-то сдерживает, не дает сиять с нужной интенсивностью и в полную силу.

Гальцев глядя в мою сторону, замечает как я рассматриваю мальчика.

— Что нибудь видно? — с тайной надеждой спрашивает он.

Но мне пока сказать нечего.

— Пока без особых патологий. Надо наблюдать.

— Я его седативными накормил. Он с утра чудил сильно. Показать?

Меня ведут в одну из комнат и Гальцев указывает на деревянный стол. Я сначала не понимаю, а после, смотря на столешницу, вижу выжженный будто клеймом опечаток детской ладони на светлом дереве.

— Он психанул, что я ему шоколад не даю и…приложился. Задымело знатно. Руке его хоть бы хны — а на дереве след остался. После, словно все из себя выплеснув, он без сил на ковер упал. Я его в себя привел, чаем горячим напоил сладким, таблеток с горсть дал. Вроде успокоился. Но такие вспышки не как раньше раз в месяц а уже по нарастающей- сейчас почти каждый день. И его изматывают и…И я уже устал. Во время приступа от него такой холод идет. А предметы рядом плавятся. Будто он из них все тепло в себя вбирает.

В голосе у Гальцева действительно скользит усталость и…неподдельный страх. Я вдруг понимаю что он боится ребенка. Боится и переживает за него.

Второй вмешивается в наш диалог.

— Ян, увидел что нибудь?

Я неопределенно пожимаю плечами.

— Не явно. Пока не понятно ничего. Но в ауре что-то есть. Мне бы на него в момент приступа посмотреть. Сейчас он словно сдерживает силу.

Гальцев и Второй переглядываются. Приступ им явно не нужен. Но я по другому не смогу. Мне надо видеть во всю силу сияние ауры.

— Будем драконить мальчика или подождем пока он сам? — спрашивает Гальцев.

Дразнить ребенка с неопределенной аурой — это хуже чем дать обезьяне гранату. Уж я то знаю. В клинике насмотрелся на вспышки пациентов с Даром и паразитами в ауре.