– Денег вам должен? Паршиво, можете распрощаться со своими бабками. Ему Гейб с шестого этажа бабки дал, так целый месяц таскался за ним, чтобы должок вернуть. Так и не вернул, свалил Хьюзи, а может, грохнули его, – не утруждая себя подбором слов, начал рассказывать чернокожий парень.
– С чего бы вдруг? Кто-то желал ему смерти? – переспросил Дорохин.
– А ты разве не желаешь? Значит, мало он у тебя занял. У Гейба три сотки забрал, обещал в два раза больше отдать, на это Гейб и купился.
– Он где-то работает?
– Работает? Ты прикалываешься? Чтобы Хьюз работу нашел? У него и документов никаких не было.
– А у тебя, значит, есть?
– А как же! И паспорт, и соцстраховка, – похвастался чернокожий.
– Может, и работа есть?
– На хрена она мне-то? У меня пособие. – Чернокожий наконец открыл глаза. – А вы сами откуда? На копов не похожи, на соцработников тоже.
– Мы из другой организации. – Дорохин заметил, что второй чернокожий не спит, а только делает вид, сам же из-под опущенных век наблюдает за происходящим. – И скажи своему другу, что сотрудники нашей организации очень негативно относятся к тем, кто морочит им голову.
– Что не так с Фостером? Лежит, сопит, никого не трогает.
– А еще слушает и делает вид, что его это не касается.
– Так вы же мне бабки обещали, – объяснил чернокожий. – Здесь с этим строго: если бабосы мне первому предложили, отбивать не смей.
– Да, строго у вас здесь. Прям профсоюз, – пошутил Казанец, но парень шутки не понял.
– Без этого нельзя, иначе анархия нас доконает. А нам и властей хватает. Так для чего вам Хьюз?
– Не твоего ума дело, – на этот раз в разговор вступил Казанец. – Знаешь, где его искать, так скажи, а нет, нечего наше время воровать.
– Не знаю, – признался чернокожий. – Спросите у Гейба, может, он его как-то выследил, но я сомневаюсь.
– Тогда подумай, с кем, кроме Гейба, он общался? Может, в вашем доме, может, в соседних.
– Да ему на всех наплевать было, жил особнячком, общаться только в последние пару месяцев стал. Наверное, тогда, когда деньги закончились.
– А ты попытайся вспомнить, – с нажимом произнес Казанец. – Говорят же тебе, очень надо!