Дети войны

22
18
20
22
24
26
28
30

Я вижу багровые блики в разрывах туч у горизонта, последние лучи уходящего солнца, — и только теперь понимаю, что буря слабеет. Гроза давно стихла, капли устало барабанят по поручням, дрожат в волосах. Волны, — враждебные и темные, — почти лишились сил. Они все меньше, в их голосе уже нет угрозы, лишь ропот.

Не успев появиться, закат уже тает. Тучи расходятся, но наступает ночь, провалы теней становятся все чернее. Предвестники Эртаара взлетают с реи на рею, вешают шары с белым светом, и мерцание электричества растекается по кораблю, превращает его в призрак, плывущий во тьме.

Я устал не меньше, чем море, звучащее вокруг нас. Если б мог — заснул бы прямо сейчас, чтобы проснуться на рассвете. Но еще не время. Я должен быть уверен, что буря миновала.

Палуба качается, но не взлетает отвесно, ветер бьет в лицо, но не сбивает с ног. Он свежий и чистый, в нем запах грозы, вкус полыхавших молний. Должно быть, не опустись солнце в бездну моря, в облаках появилась бы радуга. Увидеть бы это — многоцветный небесный лук над смирившимся морем. Я почти смеюсь этой мысли.

Распахиваю дверь каюты — белый свет ручьем течет мне навстречу. На столе сияет светильник, новый, больше чем тот, что стоял здесь утром. На кровати сидит Бета, — такая тонкая, измученная, почти прозрачная. Вскакивает мне навстречу, я ловлю ее за плечи, целую, усаживаю вновь. Ее голова перебинтована, — даже не касаясь, я чувствую рану под повязкой. Мне больно видеть Бету такой, она совсем обессилена.

Но у меня всегда достаточно сил. Никто и ничто не исчерпает их, даже здесь, вдали от дома.

Я сжимаю ладонь Беты, закрываю глаза. Из моего сердца к ней течет огонь войны, пламя нашей силы, — хоть ненамного, но станет легче.

Открыв глаза, встречаю встревоженный взгляд Беты. Она видит следы драки на моем лице, хочет спросить, но не спрашивает, — кто-то уже рассказал ей, что случилось.

— Все в порядке, — говорю я. — Буря утихла.

Она кивает, сотни невысказанных тревог дрожат между нами. Потом делает глубокий вдох и говорит:

— Мне нужно… увидеть белый сон. — Ее голос такой слабый, море забрало у нее больше сил, чем война и наши скитания. — Но я не знаю, смогу ли… уснуть сейчас, одна.

Она почти плачет и стыдится своих слов.

Темнота вспыхивает, грозя разорвать мне сердце, — но и без темноты я могу помочь Бете. Я вновь наклоняюсь, касаюсь ее губ, говорю:

— Я буду с тобой, пока не уснешь.

Моя одежда промокла, пропиталась солью. Я ищу сухую, — она в одном из ящиков, привинченных к стене, но я не помню в каком. Сундук с оружием Беты, коробка с картами, — я открываю все ящики подряд, пока не нахожу то, что нужно. Сухая одежда согревает кожу, пахнет домом: коридорами города и осенними предгорьями. У меня кружится голова, мне чудится запах вереска.

Пока я переодевался, Бета забралась под одеяло. Я сажусь рядом, беру ее за руку.

— Спи, — говорю я и касаюсь ее души мыслью:

«Я с тобой».

30

Рука Мельтиара была горячей, прикосновение пылало жарче, чем обычно. Что с ним? Может быть, холодное море, ливень и шквал пробрались в его кровь, разожгли лихорадку? Я шевельнулась, готовая открыть глаза, вынырнуть из сумрачной полудремы, — но Мельтиар почувствовал мою тревогу.