Алмаз раджи

– Скажите ему, что я никого не принимаю!

– Слушаюсь, сэр, – отозвался Пул почти с торжеством и, прихватив свечу, вывел мистера Аттерсона во двор, а оттуда направился с ним в кухню. Огонь в большой плите давно погас, и по полу сновали тараканы.

– Сэр, – спросил дворецкий, пристально глядя мистеру Аттерсону прямо в глаза, – это был голос моего хозяина?

– Мне кажется, он очень изменился, – ответил нотариус, побледнев, но не отводя взгляда.

– Изменился? Еще бы! – сказал дворецкий. – Неужто я, прослужив здесь двадцать лет, не узнал бы голоса хозяина? Нет, сэр, нет! Нашего хозяина убили; это случилось восемь дней назад, когда мы внезапно услышали, как он неистово воззвал к Богу; а что там теперь находится вместо него и почему оно там остается… Нет, это просто вопиет к небесам, мистер Аттерсон!

– Вы говорите странные вещи, Пул. Это какая-то нелепая ошибка, любезный, – ответил мистер Аттерсон, прикусывая палец. – Допустим, произошло именно то, что вы предполагаете – доктор Джекил был… ну, скажем… убит. Но зачем убийце оставаться на месте преступления? Этого просто не может быть, потому что противоречит здравому смыслу.

– Вас нелегко убедить, мистер Аттерсон, но все равно я докажу, что прав! – ответил Пул. – Всю эту неделю, вот послушайте, он… оно… ну, словом, то, что поселилось в кабинете, день и ночь требует какое-то лекарство и никак не найдет того, что ему нужно. Раньше он – я имею в виду хозяина – имел обыкновение писать на листке, что ему нужно, и выбрасывать листок на лестницу. Так вот – всю эту неделю мы ничего, кроме листков, не видели: только бумажки да запертая дверь; даже еду нам было велено оставлять на лестнице, чтобы никто не видел, кто и когда забирает ее в кабинет. Но в эту неделю, сэр, и по два, и по три раза на дню только и сыпались приказы да жалобы. Я обегал всех лондонских аптекарей, но чуть принесу это снадобье, так тотчас нахожу следующий листок с распоряжением вернуть его аптекарю – мол, оно с примесями, – и обратиться к другой фирме. Уж очень там это снадобье нужно, сэр, а зачем и для чего – неведомо!

– А листки эти уцелели? – спросил мистер Аттерсон.

Пул пошарил по карманам и вытащил скомканную записку, которую нотариус, наклонившись поближе к свече, рассмотрел самым внимательным образом. Написано там было следующее: «Доктор Джекил с почтением извещает фирму «May», что последний образец содержит посторонние примеси и совершенно непригоден для его целей. В 18… году доктор Джекил приобрел у вас крупную партию этого препарата и теперь просит со всем тщанием проверить, не осталось ли препарата точно такого же состава, каковой и просит выслать ему без промедления. Цена не имеет значения. Доктору Джекилу крайне важно получить именно этот препарат…»

До этой фразы тон письма казался вполне деловым, но тут, как свидетельствовали чернильные брызги и кляксы, писавший уже не мог справиться с волнением. «Ради всего святого, – добавил он вкривь и вкось, – разыщите для меня этот старый препарат!»

– Странное письмо, – пробормотал Аттерсон и добавил довольно резко: – А почему оно вскрыто?

– Приказчик у «Мау» человек раздражительный, сэр; он просто швырнул мне его в лицо, едва прочитав, – ответил Пул.

– Это ведь почерк доктора? – спросил нотариус.

– Похоже, что так, – хмуро ответил слуга и вдруг изменившимся тоном добавил: – Да что там говорить о почерке, сэр! Я ведь видел его…

– Видели? – повторил Аттерсон. – Каким же это образом?

– А вот каким. Я поспешно вошел в зал со двора, а он, по-видимому, как раз в это время вышел из кабинета за своим лекарством, потому что дверь была открыта, и он рылся в дальнем углу комнаты. Когда я вошел, он взглянул на меня, вскрикнул и бросился по лестнице в кабинет. Я видел его всего одно мгновение, но у меня волосы встали дыбом. Сэр, если это был доктор Джекил, зачем тогда он нацепил на себя маску? Если это был он, почему он запищал, как крыса, и кинулся прочь от меня? Я слишком долго служил ему, и потом… – Дворецкий вдруг умолк и махнул рукой.

– Все это очень странно, – заметил Аттерсон, – но я, кажется, начинаю понимать, в чем дело. Ваш хозяин, Пул, страдает болезнью, которая мучает и обезображивает больного; вот причина изменения его голоса, вот зачем понадобились маска и уединение, вот причина страстного желания приобрести вещество, с помощью которого бедняга надеется исцелиться. Дай Бог, чтобы он не обманывал сам себя. Вот моя версия; она печальна, Пул, все это страшно само по себе, но избавляет нас от необходимости искать объяснений в сфере сверхъестественного.

– Сэр, – проговорил дворецкий, снова бледнея, – я уверен, что это был не доктор. Мой хозяин… – Тут он оглянулся и продолжал шепотом: – Мой хозяин – высокий, полноватый, хорошо сложенный человек, а этот больше походил на какого-то карлика. – Аттерсон открыл было рот, чтобы возразить, но Пул горячо перебил: – О, сэр! Неужели вы в самом деле думаете, что, прослужив двадцать лет в доме доктора, я не узнаю его хоть днем, хоть ночью? Неужели вы думаете, что я не знаю, до какой планки кабинетной двери достает его макушка, если я каждое утро видел его там? Нет, сэр, фигура в маске была вовсе не доктором Джекилом! Бог знает, что это такое, только не он! И я могу поклясться, что здесь совершено убийство!

– Послушайте, Пул, – начал нотариус, – раз уж вы об этом заявляете официально, я обязан проверить ваши подозрения. Несмотря на то, что я хотел бы пощадить чувства вашего хозяина, несмотря на то, что письмо, скорее всего, доказывает, что он еще жив, я считаю необходимым взломать эту дверь.

– Правильно! – вскричал старик.