Алмаз раджи

Генри Джекила».

– Там было еще что-то? – спросил Аттерсон.

– Вот оно, сэр, – сказал Пул и подал нотариусу объемистый пакет, запечатанный несколькими сургучными печатями.

Нотариус опустил его в карман своего сюртука.

– Запомните, Пул, – проговорил он, – об этих бумагах нельзя говорить никому. Если ваш хозяин умер или бежал, мы по крайней мере спасем его доброе имя. Сейчас десять часов. Я должен вернуться домой, чтобы в спокойной обстановке ознакомиться с этими документами. Но я вернусь еще до полуночи, и тогда мы обратимся в полицию.

Аттерсон и Пул вышли, заперев на замок наружную дверь лаборатории. Нотариус оставил слуг у камина в прихожей и отправился к себе, чтобы прочитать то, что должно было раскрыть ему тайну доктора Джекила.

Письмо доктора Лэньона

Девятого января, то есть четыре дня назад, я получил с вечерней почтой заказное письмо, написанное рукой моего коллеги и старого школьного товарища Генри Джекила. Это меня удивило; мы с Гарри никогда не переписывались, к тому же накануне я обедал с ним и никак не мог ожидать, что он обратится ко мне с посланием. Содержание письма еще более удивило меня, поэтому привожу его здесь полностью.

«10 декабря 18.. года

Дорогой Лэньон, вы один из самых старых моих друзей, и хотя мы иногда расходимся в научных вопросах, наша взаимная привязанность от этого, похоже, ничуть не охладела – во всяком случае, с моей стороны. Если бы вы сказали мне: «Джекил, моя жизнь, моя честь, мой рассудок в твоих руках», – я немедленно пожертвовал бы всем своим состоянием, чтобы только помочь вам. Итак, Лэньон, – моя жизнь и моя честь в вашей власти, и если сегодня вечером вы не протянете мне руку помощи – я погиб. Вероятно, после такого вступления вы вообразите, что я попрошу вас сделать что-нибудь неблаговидное. Ну что ж, судите сами.

Я прошу вас сегодня вечером отложить все дела, даже если вас позовут к внезапно заболевшему члену королевского дома. В случае, если вашей коляски в момент получения этого письма не окажется под рукой, возьмите кеб и, захватив с собой это письмо, поезжайте ко мне домой. Дворецкому Пулу даны все указания; он будет ждать вас со слесарем, так как вам придется взломать дверь моего кабинета. Когда это будет сделано, войдите в него один, отоприте стеклянный шкаф, стоящий слева (он помечен буквой “Е”), если же он заперт, сломайте замок и извлеките оттуда четвертый ящик, считая сверху. Я боюсь ошибиться, так как пребываю в расстройстве чувств, но даже если я в чем-то ошибаюсь, вы легко узнаете нужный ящик: в нем лежат несколько облаток с порошками, флакон и толстая тетрадь. Я умоляю вас привезти этот ящик вместе со всем его содержимым к вам на Кэвендиш-сквер.

Это первая часть услуги, о которой я прошу. Теперь перехожу ко второй. Если вы отправитесь ко мне сразу, как только получите это письмо, то вернетесь домой задолго до полуночи. Но я даю вам срок до этого часа не только потому, что опасаюсь какой-нибудь непредвиденной задержки, но и потому, что осуществить вторую часть задачи гораздо удобнее то время, когда все ваши слуги уже улягутся. В полночь я попрошу вас находиться в вашем кабинете для консультаций. Надобно, чтобы вы сами открыли дверь тому человеку, который явится к вам от моего имени. Отдайте ему этот ящик. На этом ваша роль закончится, но вы заслужите мою вечную благодарность!

Если же вы пожелаете получить объяснение всего этого, то уже через несколько минут убедитесь: все, о чем я прошу, крайне важно, и если не будет исполнено хотя бы одно мое указание, каким бы нелепым оно ни казалось, на вашу совесть ляжет ответственность за мою гибель или утрату рассудка.

Но, как ни уверен я, что вы свято исполните мою просьбу, сердце мое замирает, а рука начинает дрожать от одной мысли о возможном отказе. Я сейчас нахожусь далеко от дома и охвачен таким невыразимым отчаянием, какое вы вряд ли сможете вообразить. И в то же время я знаю, что стоит вам точно выполнить все мои инструкции, и мои тревоги растают, будто я давным-давно прочитал о них в книге. Помогите же мне, мой дорогой Лэньон, спасите вашего друга!

Г. Дж.

Р. S. Я уже запечатал письмо, когда мной снова овладел страх. Что, если почта запоздает и письмо попадет к вам только завтра утром? В этом случае, дорогой Лэньон, выполните мою просьбу в течение дня, когда это окажется удобным для вас, и опять-таки ждите моего посланца в следующую полночь. Но, возможно, тогда уже будет поздно, и если этой или следующей ночью к вам никто не явится, знайте, что вы никогда уже не увидите вашего Генри Джекила».

Прочитав письмо Джекила, я решил, что мой коллега сошел с ума, но пока это не было подтверждено, счел себя обязанным исполнить странную просьбу. Чем меньше я понимал, что происходит, тем меньше мог судить о том, насколько важна просьба Джекила. Однако письмо, написанное в таких выражениях, нельзя было оставить без внимания.

Я встал из-за стола, на улице кликнул кебмена и отправился в особняк Джекила. Дворецкий уже ждал меня – с той же почтой он также получил заказное письмо с инструкциями и тут же послал за слесарем и столяром. Пока мы беседовали со стариной Пулом, явились рабочие, и мы вместе отправились в лабораторию. Дверь оказалась прочной, замок был отличный, и столяру со слесарем пришлось основательно потрудиться. Через два часа дверь распахнулась; шкаф, обозначенный литерой «Е», открыли; я извлек оттуда выдвижной ящик, завязал его в простыню и вернулся домой.

Там я осмотрел содержимое ящика. Порошки были упакованы очень аккуратно, но все же не так, как упаковал бы их настоящий аптекарь, из чего я сделал вывод, что их изготовил сам Джекил. Развернув один пакетик, я обнаружил внутри вещество, похожее на кристаллы обычной поваренной соли. Во флаконе находилась кроваво-красная жидкость, судя по запаху, весьма едкая. Мне показалось, что это смесь красного фосфора с каким-то летучим растворителем вроде эфира. О других ингредиентах жидкости можно было только догадываться. Тетрадь выглядела совершенно обычно, в ней практически не было записей, за исключением нескольких столбиков каких-то дат. В целом они охватывали период в несколько лет, но внезапно обрывались около года назад. Кое-где рядом с той или иной датой стояли отметки, чаще всего это было слово «двойной», оно встречалось раз шесть; в самом начале списка стояли слова «Полнейшая неудача!!!».

Все это только раздразнило мое любопытство, но ничего не объяснило. Передо мной был флакон, до половины заполненный какой-то жидкостью, пакетики с кристаллическим веществом и лабораторные записи. Как могли эти вещи повлиять на честь и рассудок, не говоря уже о жизни моего легкомысленного друга? Если его посланец мог прийти ко мне, почему бы ему тогда не явиться прямо в дом к Джекилу? И даже допуская, что для этого существует некое препятствие, почему я должен принимать его втайне от всех? Чем больше я размышлял об этом, тем больше убеждался, что имею дело с душевнобольным. В конце концов, отправив слуг спать, я зарядил револьвер, чтобы в случае необходимости защитить себя.

Едва часы пробили полночь, как раздался едва различимый стук дверного молотка. Я открыл дверь и увидел приземистого человека, прятавшегося за колонной у входа.

– Вы от доктора Джекила? – спросил я.