Ваше Благородие
Наконец из-за полога шатра вылез первый клиент, постоял молча и пустил струю прямо на дорожку возле самого входа.
– Прощайте друзья, – крикнул он, сильно покачиваясь. – Я уже весьма утомился, да и проигрался сегодня в пух и прах. Пойду-ка я лучше к себе спать!
– Оставайся ещё, Жерар! – раздался из шатра нестройный гул голосов. – У тебя ведь есть, на что ещё играть, а ты опять смываешься при первом же крупном поражении. Скоро вот разобьём здесь этих тупых славян, и тогда мы все получим много денег от султана. Ну же, оставайся, друг?!
– Нет, нет, нет, – покачал Жерар головой. – Я просто сильно устал возиться с этими глупыми турками. Их учить высокому искусству войны всё равно, что курицу дрессировать. Пойду-ка я лучше спать! – и француз отправился мимо часового в сторону белеющих шатров.
– Да не останется он с нами, даже не уговаривайте вы его, – выкрикнули из шатра. – Наш Жерар нашёл тут в крепости какую-то пленную полячку у одного местного толстяка и теперь придаётся с ней усладой платной любви. Скажи, Жерар, так ли она хороша, чтобы за неё платить серебро?
Пьяный офицер ничего не сказал в ответ, он лишь махнул рукой и свернул в тёмный проход.
Три тени мелькнули за его спиной, раздался глухой стук, и егеря затащили оглушённого француза за пологи, туда, где в полной темноте стояли ряды орудий.
Теперь всё нужно было делать очень быстро. Лёшка проверил языка – вроде бы дышит, хотя Петар приложил его по затылку хорошо. Подпоручик сдёрнул с одного из зарядных ящиков полотняный белый полог, забил матерчатый кляп в рот пленному и кивнул сербам:
– Заматывайте его плотнее.
Как вынести оглушённого из огромного лагеря? Пришлось снова повторяться, Егоров видел лишь один способ отсюда выбраться. И через пять минут троица вытащила обёрнутого полотном, словно саваном, мумию француза через уже подготовленный заранее проём. По пути к реке их остановили раз пять, и каждый раз его ответ, что они несут покойника, умершего от плохой болезни убирал все вопросы и сомнения у караульных. Никто проверять подлинность тела не полез, что они враги себе, что ли, были?!
– Быстро, быстро уходим, нам всего-то часов пять или шесть осталось до рассвета! – скомандовал отряду Егоров. – Языка тащат по очереди наши здоровяки, Кудряш, ты несёшь первым. Потом тебя сменяет Тимоха, а дальше уже Ермолай. И проверьте у него кляп во рту, чтобы он не заорал, когда очнётся. Ходу, братцы, ходу!
Полтора часа команда выбиралась из тростниковых зарослей поймы реки, уходя в сторону от турецкого лагеря. Затем все поднялись на косогор берега и кинулись бегом по степному участку. Сейчас главным было пересечь эти десять вёрст открытого пространства, дальше уже начнутся перелески, ну а там будет и сам лес. С восточной стороны послышался топот конного отряда. Неужели в стане всё-таки заметили пропажу артиллериста и теперь во все концы выслали разъезды? Если это так, то жить егерям осталось всего-то ничего! В ровной степи от конной погони пешим не уйти. Команда приготовилась уже принять свой последний бой, но разъезд проскакал мимо, буквально в двух десятках шагов.
– Вперёд! – махнул рукой Егоров, и гонка снова продолжилась.
С правой руки краешек неба уже начал светлеть, и командир увидел впереди большое тёмное пятно. Уже три более мелких перелеска они оставили позади, этот же представлял собой весьма крупную рощицу, к тому же сплошь заросшую кустарником.
– Схоронимся в ней, – решил командир, и егеря нырнули под лесной полог. Солнце всходило, освещая всё вокруг, оглядевшись, все поняли, что место было выбрано довольно удачно, вокруг было несколько более мелких лесных участков. Этот же был самым большим и густым. В самой его середине сейчас егеря и затаились.
– Командир, очнулся язык-то, брыкается вон и мычит что-то, – пробасил Ваня Кудряш, глядя своими круглыми глазами на Егорова.
– Тащи его сюда, Вань, говорить будем, и Гусева ещё с Живаном и Цыганом позови, – распорядился подпоручик и присел на толстое бревно.
Похоже, французу было очень плохо, его бледно-синий цвет лица говорил, что ночные возлияния не прошли для его организма даром, а тут ещё этот удар по затылку и потом многочасовая тряска по пересечённой местности.
Но он же был французский дворянин, офицер, и его глаза гневно сверкали на осунувшемся лице.
– Ноги развязать, руки пока оставьте связанными, кляп изо рта не вынимать – распорядился Лёшка и усмехнулся, увидев, как месью брыкнул в гневе ногой, когда его развязывали солдаты.