Кровь на камнях

Из пятисот монет, как значилось в описи на мешках, во вскрытом оказалось их четыреста шестьдесят семь.

– Всё сходится, – подвёл итог Баранов. – Всё, как и описывал Озеров. Тридцать три монеты он рассыпал на берегу Топоницы у моста, чтобы отвести подозрение у турок. К вам капитан никаких вопросов у меня нет, приношу свои самые искренние извинения, за ту чрезмерную резкость и подозрение, что я высказал вам недавно. Был неправ, похоже, вымотался в дороге очень, а тут вы, ни с кем не советуясь, отправляете вдруг неизвестно куда своих людей.

– Ладно, принимается, забудем, Сергей Николаевич, я всё понимаю, – кивнул головой Алексей. – Но и вы меня поймите, я лично отвечаю за весь выход, а мне ведь своих людей ещё и обратно выводить. Не пойму я только почему вы сюда с собой Михаила Озерова не взяли. Он ведь в прошлый раз весь этот путь туда и обратно прошёл и это место захоронения золота тоже прекрасно знал.

– Ну да, если бы всё было так просто, – вздохнул контрразведчик. – Капитан-поручик сейчас очень далеко от нас, выдёргивать его оттуда, где он сейчас находится, это терять время. А времени у нас как раз таки нет. Вот-вот скоро всё закрутится. Ладно, осталось всё вытащить наверх и приготовить к вывозу. Расписку, капитан, наверху получишь. Ну что, берём каждый по мешку. Чать, с пудовым-то весом мы справимся? И потяжелее на себе в этом походе тащили.

Егерский пост был выставлен на той площадке, где в своё время дежурили егеря. Наблюдали за проходящим в версте большим трактом и за той деревушкой, что стояла на берегу Топоницы. После пятнадцатого апреля, если всё складывалось удачно, то на белёном доме, около которого росло большое дерево с гнездом, должен был появиться особый знак.

Два дня прошли спокойно, люди отдохнули, снова слышались незлобивые шутки и подначки. Паёк пришлось немного сократить, но по расчётам Алексея, до Княжеваца имеющегося провианта должно было хватить. О том, чтобы добыть его здесь, можно было даже и не думать. Отряд, находясь в глубине османской территории, сохранял крайнюю осторожность.

– Ты опять грустишь, друже, – Алексей подсел к глядящему в костёр Милорадовичу. – Хорошо помню, вот так же и в прошлый раз ты сидел по вечерам и молчал. О доме, о семье беспокоишься?

Живан подкинул в костёр пару поленьев и тяжело вздохнул:

– Да, о семье, Алексей. Как они там, в Белграде, живы ли вообще. Столько лет маму и сестёр с братишкой уже не видел. Пока в боях да на ученье, нет у меня такого, некогда ведь там грустить, всё время службой занято, а вот как на сербскую землю ногой наступил, то какая-то тоска моё сердце сжимает. Часто слова твои вспоминаю. Помнишь, ты как-то говорил, что императрица целую область под заселение Балканским славянам отвела и её даже Малой Сербией прозвали? Вот я и думаю, а может, как война закончится, попробовать их в Россию вывезти. Военные действия ведь прекратятся, а границы какое-то время будут неустойчивыми. Пока армия отсюда не ушла, может быть, воспользоваться таким удачным случаем? – и серб с надеждой посмотрел на Алексея.

Лёшка прекрасно понимал своего друга, по сути, ведь он и сам был словно бы отрезанный ломоть в этом мире. И ближе вот этих людей, что спали на еловом лапнике или стояли в караулах, у него здесь сейчас никого не было. А у человека – семья, близкие.

– Ладно Живан, – наконец принял он решение. – Давай для начала вернёмся к своим, добьём турок, и я обещаю, мы с тобой обязательно что-нибудь да придумаем. Ты же и сам знаешь наш девиз, «егеря волкодавы – своих не бросают», твоя семья – наша семья, будем их к себе вывозить. Есть у меня один человек, который в этом нам сможет помочь, как-никак мы для него столько уже невозможного сделали! – и Лёшка обнял друга.

Шестнадцатого апреля на рассвете от наблюдательного поста прибежал вестовой с докладом, что возле нужного дома в деревеньке появился шест с белой тряпкой.

– Резников, при золоте, Брусницкий, за мной, – скомандовал Баранов. Нет, Алексей, никого со мной отправлять более не нужно. Если это засада, то у вас будет возможность уйти. Забирайте золото и по горам отходите к Дунаю, а мы с поручиком в руки туркам живыми не попадём, и он взвёл курки на обоих своих пистолетах.

Через пару часов из деревни вернулся Брусниций. – Там всё спокойно, к нам прибыли те, кого мы и ждали. Скоро две крытые повозки подъедут до условленного места, и в них нужно будет загрузить золото.

Со стороны тракта показались две большие чёрные кареты из тех, которые использовались богатыми османскими сановниками или султанскими курьерами. Именно такие в своё время они и выбили у моста на засаде. Лёшка даже посмотрел на их корпус, словно ожидая увидеть там отметины от пуль.

– Стоять, спокойно! Это свои! – Баранов, выскочив с козлов первой кареты, поднял вверх руки.

Из карет вышло несколько человек в военной турецкой одежде, с ружьями наизготовку. Егеря, рассыпавшись вокруг, тоже держали их всех на прицеле.

– Что, Алексий, как в чинах вырос, так не признал старых друзей? – Высокий, смуглый «турок» стянул белоснежный тюрбан с головы.

– Бо́гдан! Вот это встреча! – Лёшка опустил штуцер и шагнул навстречу старому знакомому. – Братцы! Отбой, это свои! И он обнял разведчика. – А мы уж думали, что это подстава. Вас никак вас от настоящих османов не отличить!

– Так и должно быть, – улыбнулся серб. – А совсем скоро у нас ещё и пара десятков из конной охраны будет. Настоящие сипахи, кстати. Правда, с ними мы «в тёмную» обходимся, они-то думают, что и правда, важных османских курьеров охраняют. Так что у нас здесь всё серьёзно.