– Уйди в сторону, мелочь, сейчас большое орудие подкатится! – рявкнул усатый фейерверкер, подбегая к Егорову. – Вашвысокоблагородие, старший фейерверкер Тесов Игнат! Велено было по вашей улице мой единорог пустить. Главнокомандующий полевую артиллерию в город ввел!
– Друг дружке вы не помешаете, Тесов, наоборот, турки меньше высовываться будут, а значит, и слабее по вам стрелять станут, – ответил артиллеристу Егоров. – Выставляй, братец, свое орудие рядом с моими и бей по баррикаде. Ты ее своим калибром одним махом разберешь, а фальконеты будут пока здания картечью осыпать, чтобы ни одна гадина оттуда не высунулась!
Вскоре переулок заволокло клубами дыма от сгоревшего пороха. Два маленьких и одно большое орудие из него крушили оборону противника на этой, в общем-то, небольшой по меркам всего города улочке. То же самое сейчас происходило и по всему Измаилу. Турок было больше, но они вели бой разрозненными силами, не имея общего, централизованного управления. Александр Васильевич Суворов же, напротив, очень четко чувствовал «музыку» всего гигантского сражения и усиливал опасные участки войсковыми резервом и артиллерией.
Баррикаду разметало уже после третьего ядра, потом по ней прошлась крупная картечь, а в самом конце «подмела» и ближняя. Здания напротив, все в выщерблинах от картечин, были окутаны завесой от известняковой пыли.
– Вперед, братцы! – рявкнул Егоров и, припадая на раненую ногу, потрусил к перекрестку. Опережая командира полка, рванули в атаку егеря и гренадеры. В окна дома и в бойницы полетели гренады. Внутри оглушительно грохнуло, и десятки русских воинов нырнули в выбитые взрывами проемы. Там хлопали ружейные выстрелы и слышались душераздирающие крики. Еще один дом на пути к центру города был взят.
– Где черные всадники?! Где конная гвардия султана?! Где беслы?! – нависая над взятым в плен испуганным турецким командиром, кричал, вытаращив глаза, Лужин. Вид этого грязного, со шрамом на щеке русского, с окровавленной саблей в руках, ввел субаши в состояние ступора. Он жался к стене и испуганно визжал, понимая, что это конец и его прямо сейчас будет рубить и резать вот этот страшный русский, зеленый шайтан-егере.
– Давай, Митя, иди, у тебя лицо здесь самое ласковое, – толкнул Толсто́го Алексей. – Делай как я и говорил: заслони турка от сержанта спиной, крикни на него, можешь даже топнуть ногой для пущей правдоподобности. В общем, стань защитником пленного. А потом расспроси его по-доброму. Ты ведь знаешь немного по-турецки? Ну, вот и объяснись. Пообещай, что мы жизнь ему сохраним, пусть он, главное, расскажет, где нам этих беслы отыскать. Иди же, иди, давай, а то он сейчас точно со страху помрет. Переиграет Цыган. Где нам еще одного живого турецкого сотника найти?!
Около полудня войска колонны генерал-майора Ласси Бориса Петровича первыми достигли середины города. Здесь во дворце коменданта крепости Айдослу Мехмед-паши засело более тысячи янычар. Русские вели безуспешные атаки более двух часов. Наконец прибыл с четырьмя орудиями секунд-майор Островский. Единороги обрушили шквал картечи и разрушили ворота. Фанагорийские гренадеры пошли на штурм и перекололи всех находящихся во дворце штыками.
– Смещаемся правее к ханскому дворцу! – скомандовал егерям Алексей. – Передать всем нашим штурмовым отрядам и плутонгам: собираемся в единую колонну!
Вместе с особым полком Егорова пошел и первый батальон Свято-Николаевского гренадерского полка, командовал им после гибели Бестужева премьер-майор барон Корф.
Из дворца и прилегающих к нему казарм велся плотный ружейный огонь. Здесь с отборными своими воинами, остатками султанской гвардии и пятью сыновьями укрывался брат крымского хана Каплан Герай. Именно в этом месте и должен был находиться, по словам «языка», алай черных всадников – беслы.
Русские войска обложили дворец уже с двух сторон, а вот теперь и с северной стороны показались стрелки в зеленых мундирах.
– Уфимцев, орудия на прямую наводку! – скомандовал Алексей. – Бейте с единорогами Тесова крупной картечью по окнам и по главному входу! Никому ко дворцу близко не лезть, перекрываем пока эти две улицы!
На площади перед входом уже лежало несколько десятков трупов в русских мундирах. Подполковник из Полоцкого пехотного выстраивал штурмовую колонну для новой атаки.
– Елагин, подожди, опять людей без толку положишь! – крикнул командиру пехотинцев Алексей.
Орудия неподалеку грохнули, и они оба непроизвольно прикрыли уши.
– Сейчас артиллеристы пристреляются, гренадеры Свято-Николаевского и все мои вместе соберутся, вот потом и ударим вместе!
В это время распахнулись ворота и из внутреннего двора на площадь вынесся огромный табун лошадей. Обезумевшие от грохота, запаха крови и дыма животные неслись по улицам, сбивая на своем пути и турок и русских. Вслед за ними выскочила татарская конница.
– В каре-е! – прокричали командиры, сбивая вокруг себя солдат в шеренги. Здесь как никогда пригодились совни, не позволявшие всадникам неприятеля приблизиться вплотную. В отчаянной схватке татары прорубили через Полоцких пехотинцев проход на дорогу к Бендерским воротам. Пали расчеты орудий и фальконетов, и несколько сотен татар рванули вперед по улице.
«Все это неспроста, сейчас и беслы тут пойдут! – мелькнула в голове у Алексея мысль. – Положат всех татар и по их трупам наружу прорвутся!»