Письма крови

22
18
20
22
24
26
28
30

И тут мир перевернулся, как-будто пушечное ядро попало в могилу Шарлотты.

От вершины холма ничего не осталось, меня выбросило оттуда как пылинку.

Львиноголовый воин в древней броне, верхом на палевой лошади…

24

Я пролетел добрых полторы дюжины шагов от холма и рухнул на землю с высоты в три своих роста. Человек переломал бы себе все кости, наверное, я же отделался ушибами и ссадинами, однако, голове пришлось несладко. Подниматься на ноги не хотелось, но выбор был небольшой – или лежать в ожидании расправы, или в очередной раз попытаться вырвать свою жизнь из лап дьявольских тварей. Не сразу, но мне все же удалось встать, попутно обнажив шпагу, которую я предусмотрительно взял с собой этой ночью. Перед глазами все плыло, но я сумел разглядеть несколько силуэтов, напоминающих собачьи, неторопливо приближающиеся со стороны холма. Никаких всадников не было видно, что очень порадовало. Поразмышлять был ли он на самом деле или это просто фантом, рожденный потрясением разума, я решил в другой раз. Равно как и печалиться из-за того, что могилу моей возлюбленной уничтожила какая-то совершенно непонятная сверхъестественная сила. Тем временем, организм восстановился после падения, я смог принять более устойчивое положение и рассмотреть, что за тварей послал за мной похититель души Шарлотты.

Они шли не очень быстро и как-то перекошено, но достаточно уверенно и не сбавляя скорости. Я насчитал трех демонов, три омерзительные насмешки над природой – хоть, и передвигались они на четвереньках, тела их походили на человеческие, с той разницей, что вместо ног была еще одна пара рук. Из плеч росли две крупные собачьи головы с мощными челюстями. И у них не было кожи. Зрелище переплетения жил, мышц, пульсирующих вен, наполненных темной кровью, вызывало острое отвращение и какой-то первобытный, подсознательный страх. Однако, пытаться бежать от них смысла не было – я не знал точно насколько они быстры, выносливость у них явно была не менее бесконечна, чем моя, а с рассветом я стал бы совершенно беззащитен. Сражаться с волками в чистом поле, несомненно, одна из наиболее бессмысленных затей на свете, но раз уж Мирозданию захотелось развлечь себя кровавым зрелищем, оно просто не оставит другого выбора. А мне остается только достойно сыграть отведенную роль и уповать на благосклонность этого крайне требовательного зрителя.

Приблизившись на расстояние прыжка, твари разошлись вокруг меня, освобождая друг другу пространство для маневра и, одновременно, старясь зайти мне за спину. Мне приходилось постоянно двигаться и чуть ли не крутиться вокруг собственной оси, чтобы не выпускать хищников из поля зрения. Конечно же, бесконечно это продолжаться не могло. Один из демонов прыгнул на меня, зайдя чуть больше влево, чем я мог видеть. Я моментально развернулся в его сторону, но увидел уже две приближающиеся распахнутые пасти с огромными клыками и две пары растопыренных рук с цепкими когтистыми пальцами. Если тварь вцепится в меня, смерть наступит через пару мгновений. Я отпрянул назад на полшага, одновременно занося шпагу для удара. Демон приземлился прямо передо мной. Клинок обрушился на него со скоростью молнии. Одна из голов отлетела в сторону, а тварь завалилась на бок и забилась в конвульсиях, забрызгивая все вокруг смердящей кровью. Но что-то подсказывало мне, что с ней еще не покончено.

В любом случае, расслабляться было рано – позади оставалось еще два отродья Преисподней. Я услышал за спиной характерный рык, которым сопровождался прыжок первого демона, и сделал какой-то совершенно невероятный для себя кувырок вперед. Туда, где секунду назад стояла первая напавшая на меня тварь. Завершив маневр, я моментально вскочил на ноги лицом к врагу, что оказалось очень своевременным – промахнувшись, демон готовился ко второму прыжку. Мы одновременно бросились навстречу друг другу. Инстинктивно я сделал выпад и вонзил острие шпаги в место, где сходились две шеи существа, и начинался общий для них позвоночник. Вся моя сила, вложенная в удар, и инерция, толкавшая демона навстречу, сделали свое дело – клинок вошел в тело практически до рукояти, разворотив стык шей и позвоночника. Тварь протяжно завыла и мешком рухнула в траву. Видимо, я задел какой-то важный нервный узел и она издохла. Впрочем, гибель постигла и мою шпагу, звонко сломавшуюся в момент падения твари.

Я отбросил бесполезное уже оружие и развернулся к оставшемуся демону. Он наблюдал за тем, как я расправился с его собратьями и не спешил нападать, предпочитая кружить вокруг меня, то приближаясь, то отдаляясь. Суть этого маневра стала понятна, когда демон с отрубленной головой стал подавать признаки жизни. Третий просто оттягивал время и отвлекал внимание. Без оружия у меня почти не было шансов против двух тварей, даже с учетом увечности одной. Нужно было что-то делать и делать немедленно! Тут я зачем-то опустил правую руку и задел ею карман сюртука. Я совсем забыл, что там лежит распятие, подаренное пастором из полузаброшенной церкви. Как оно осталось целым, после всего произошедшего, я не знаю. Что ж, как оружие оно было не очень, но всяко лучше, чем ничего. Я достал крест и сжал его в кулаке на манер ножа. Теперь можно было и рискнуть.

Демон ожидал, что я брошусь в атаку и, приподнявшись на задних конечностях, попытался схватить меня, когда я поравнялся с ним. Если бы не уроки фехтования пана Мариуша, я бы попался в те цепкие объятия и погиб славной, но ужасной смертью, растерзанный тварями, коим нет места на земле. Я поднырнул под правую руку демона, оказавшись недосягаем для его зубов, схватил за холку и развернул к себе спиной. Пока тварь не опомнилась, я нанес ей несколько сокрушительных ударов распятием в ребра. Крест входил в плоть демона как раскаленный нож в масло. И эффект производил примерно такой же – вместо небольших ран на теле твари зияли дыры размером с кулак. Демон ревел от боли и вырывался изо всех сил. Кровь мощными фонтанами била из ран. Я вогнал крест в брюхо отродью и резко рванул вверх, разрывая его напополам. Через пару мгновений все было кончено. Мне под ноги упала бесформенная окровавленная туша с вывернутыми внутренностями. Оставшаяся искалеченная тварь была слишком слаба, чтобы оказать серьезное сопротивление. Я убил ее так же, как и вторую, вонзив крест в развилку позвоночника.

Я стоял в свете луны – залитый кровью адских тварей, исполненный ненависти.

Холодной, кристальной чистой ненависти. И неутолимой жажды отмщения.

История, которая должна была закончиться, только начиналась.

Глава седьмая

25

Мне пришлось сильно постараться, чтобы вернуться в гостиницу незамеченным – все же, вряд ли кто-то из горожан был бы рад встрече с залитым кровью здоровяком в предрассветный час. Добравшись до своей комнаты, я кое-как привел себя в порядок, сменил одежду и лег спать. Скажите, душа моя, а вы знали, что мы вполне могли бы вести и дневной образ жизни тоже? Один из моих венецианских знакомцев выяснил это опытным путем – он обратил несколько слабых рассудком людей и ставил на них эксперименты. Никто из несчастных не выжил (хотя, я предполагаю, что некоторым это удалось, и с ними покончил сам создатель), но их мучения оказались не напрасны. Оказывается, нашей плоти враждебен только прямой свет солнца, а не день, как время суток, в целом. Сквозь обычную одежду солнечные лучи уже проходят с трудом, но, все еще достаточно сильны, чтобы навредить нам, а пропитанный смолой лен и, тем более, толстая кожа, уже дают хорошую защиту от их гибельного воздействия. Фактически, единственным нашим уязвимым местом остаются глаза – пока что нет способов полностью оградить их от солнечных лучей и, вместе с тем, сохранить возможность видеть. И, в любом случае, подобное одеяние выглядело бы слишком громоздким и привлекающим внимание, чтобы можно было позволить себе свободно расхаживать по улицам.

А еще мне стали сниться сны. Редко, очень редко… но очень яркие и красочные. Возможно, я истосковался по свету дня. Возможно, мой разум играл со мной в какие-то игры, хитрым образом искажая мои воспоминания из смертной жизни. Если вы помните, душа моя, я уже говорил, что в этих снах я иногда пишу стихи. А, проснувшись, не могу вспомнить ни строчки. Сны мне не снились, наверное, с самого детства. А стихов я, вообще, никогда не писал… В день после встречи с духом Шарлотты, я спал крайне плохо и беспокойно, в голове творился настоящий хаос – воспоминания сплелись с переживаниями в тугой узел и рвались на волю из глубин разума. В итоге я распахнул глаза около четырех часов дня и до заката пролежал, безотрывно пялясь в потолок, пытаясь успокоить бурю, бушевавшую в моей голове. Мой мир в одночасье рухнул в очередной раз и возродился заново в еще более безумном и мрачном обличии. Демоны, ад, призраки друга и возлюбленной – все это будто сошло со страниц какой-то страшной сказки и почему-то никак не хотело возвращаться назад, несмотря на то, что я давно проснулся.

Спасло меня только то, что для нашего рода сон играет скорее ритуальную роль, нежели является одной из жизненно важных функций организма. С наступлением сумерек я снова отправился расспрашивать кабацких завсегдатаев. На этот раз меня интересовал жених Шарлотты – демон в человеческой личине. Почему-то я был совершенно не удивлен, когда никто не смог вспомнить ни этого человека, ни самого наличия у бедной Лотты жениха или объявления о помолвке и грядущей свадьбе. Я принялся копаться в собственных воспоминаниях и тоже ничего не нашел – когда Шарлотта говорила о своем нелегком выборе, она еще не знала, кому сосватает ее отец. Все же известные мне городские богачи были людьми, если не сильно верующими, то довольно суеверными, и я регулярно видел их в местной церкви. Хотя, конечно, нельзя было исключать, что мощь этого демона настолько велика, что он не страшится освященной земли и прочих символов Бога, как его слуги. Если это так, то сейчас я совершенно бессилен перед своим врагом и даже, если каким-то чудом удастся настичь его, шансов у меня никаких.

Я ничего не знал о демонах, об их силах и слабостях, не имел ни малейшего представления, как освободить душу Шарлотты из дьявольского плена, и даже не понимал, где и как искать прибежища адских существ. Холодная и безудержная furor teutonicus снова восстала из темных глубин моей проклятой души, из тех ее тайников, где, будто в казематах, томятся животные страхи и первобытные инстинкты, сохранившиеся и пронесенные через тысячелетия эволюции нашей кровью. С превеликой радостью, превратился бы я в подобие своего далекого предка, который устилал себе дорогу к победе изрубленными телами римских легионеров, щедро разбавляя воду Рейна их кровью. Но нет, друг мой, гнев, твое время еще впереди! Вероятно, мне придется устилать свою дорогу телами легионеров самого Ада, и возможно, что мне не удастся выиграть эту войну. Может быть, она затянется на целую вечность. Может быть, я погибну. Однако, я должен приложить все силы для того, чтобы моя война стала бездарным и бессмысленным способом самоубийства.

Я составил два письма – одно для своего управляющего в Венеции с уведомлением, что задержусь еще на пару месяцев, и необходимыми наставлениями по поддержанию порядка в делах; второе в Гамбург для Дитера. Писал я это письмо, фактически, полагаясь только на удачу, потому что, покинув несколько лет назад дом своего достойного соплеменника, оказавшего мне воистину роскошный прием, более не вспоминал о нем и не имел ни малейшего представления о его судьбе. Отчасти поэтому, я не стал подробно описывать произошедшее со мной, а ограничился просьбой отложить ближайшие поездки, если таковые планировались, и дождаться моего приезда. Ко всему прочему, я не знал, сможет ли Дитер помочь мне хоть чем-либо, ведь мы никогда не затрагивали подобных тем в беседах. Скорее даже, я рассматривал его в качестве связующего звена с другими источниками информации, о которых он может быть осведомлен, хотя бы в силу возраста и собственной тяги к изысканным и утонченным удовольствиям.