Спустя еще немного времени я, наконец, добрался до вожделенной обители. Это было мрачное нагромождение невысоких и довольно грубых построек прямоугольной формы, частично расположившееся на небольшом скальном выступе, частично вырубленных в теле самой горы. Часть строений, находившаяся на выступе, окружала стена, такая же невысокая и грубая, как и они сами. Со стороны все дома выглядели совершенно заброшенными и пустыми. Видимо, вся жизнь монастыря проходила в помещениях, находившихся внутри скалы, в максимальном удалении от людских глаз, либо, и более вероятно, в близости к каким-нибудь дьявольским червоточинам в пространстве нашего мира, через которые в него сочится черная слизь адской скверны. Издали мне показалось, что некая вуаль покрывает монастырь, выделяя его темным пятном даже на фоне ночной темноты, и чем ближе я подходил, тем сильнее было это ощущение – будто сам воздух стал более густым и тягучим. Не доходя до ворот, хотя, я бы скорее назвал их калиткой, какого-то десятка шагов, я безумно захотел повернуть назад. Но это был не страх. Это было какое-то более… первобытное чувство, ранее незнакомое и неведомое.
Достигнув же ворот, я несколько минут мялся, не решаясь открыть их или даже просто постучать. Будто нищий студент-заучка перед дверью первой красавицы города, который не знает, чего он боится больше – что его прогонят или, наоборот, пригласят войти. Казалось, что в этом месте любые сомнения, страхи и пороки сами собой усиливаются во сто крат – вполне естественное опасение перед неизвестностью, которое я испытывал, приближаясь к обители, и сомнение в успехе моих поисков, также порожденное неизвестностью и неопределенностью, возле входа в нее стали просто невыносимым бременем. С каждой секундой я чувствовал себя все большим и большим ничтожеством, недостойным даже держать монастырь в поле зрения. Все самое отвратительное, что только было в моей душе, яростно рвалось наружу, чтобы окончательно разорвать мое сознание. Не знаю, помогла ли мне моя нечеловеческая сущность или же крупицы добродетели все же остались во мне и не позволили восторжествовать губительным силам, но, все же, я не побежал прочь от ворот и не бросился в пропасть под бременем накативших эмоций.
Вероятно, вы ждете, что я напишу, как воспрял духом и снес ворота с петель?
Увы, нет. В тот момент я был спокойнее и беспомощнее ягненка на бойне.
С большим трудом мне удалось сжать пальцы в кулак и постучать…
Минуты ожидания казались мне вечностью. Вечностью между жерновами безумной мельницы, неторопливо перемалывавшей мой разум и мою душу. Я был практически на грани полнейшего истощения, когда эти проклятые ворота наконец открылись. Передо мной предстал средних лет человек в одеянии монаха ордена святого Франциска Асиззского – клобук и ряса темно-коричневого цвета, веревка вместо пояса, сандалии четки. Даже вблизи он казался неотличимым от обычного нищенствующего церковника. Неотличимым ничем, кроме холодной колючей тьмы в глазах. Его взгляд настолько же отличался от взгляда человека, как и отличается взгляд любого из наших соплеменников, например. Но если в наших глазах можно найти только бесконечную пустоту тоски и скорби, то у моего привратника из них выглядывало зловещее небытие, алчущее поглотить все сущее без остатка. Несколько мгновений это небытие с интересом изучало меня, потом произнесло хриплым безучастным голосом: «Входи».
Я переступил порог и последовал за монахом по узким извилистым коридорам, едва позволявшим мне стоять в полный рост. Мы шли в полной темноте. Это не было для меня препятствием, но так же не стало бы и будь я смертным – пол и стены идеально ровные, без трещин или бугров, каковые должны были бы стать естественными спутниками прохода, вырезанного в горной породе. Судя по всему, мы направлялись куда-то вглубь этой самой породы, на первой же развилке свернув направо, хотя были где-то на полпути к основным строениям монастыря и поворачивать, по идее, было некуда. Тем временем, ощущение самоубийственной подавленности постепенно сменилось странной смесью томительной похоти и возвышенного блаженства. Даже я, будучи практически до пресыщенности искушенным в плотских утехах, чувствовал себя крайне неуютно.
Миновав ряд закрытых дверей, довольно тяжеловесных на вид, пройдя через несколько полупустых залов и свернув еще несколько раз направо, мы с моим совершенно безмолвным и бесстрастным проводником достигли лестницы с крутыми и узкими ступенями, ведущей куда-то бесконечно глубоко вниз. Здесь лжемонах оставил меня, жестом наказав спускаться в эту разверстую пасть первородной тьмы. Увы, душа моя, это не метафора – на лестнице я не видел дальше пары ступеней. Вскоре эта непроглядная противоестественная тьма поглотила меня, и я полностью потерял ощущение времени и пространства. Сколько спускался я? Возможно, несколько минут. Возможно, несколько часов. Возможно, несколько лет. В тот момент я поверил бы в любую версию, только бы иметь возможность хоть как-то уцепиться за привычный способ восприятия бытия. Все прочие ощущения также покинули меня. С какого-то момента стало казаться, что стены и потолок исчезли, и я, подобно канатоходцу, иду наугад сквозь пустоту. Я даже не решался прикоснуться к стене, чтобы развеять эту иллюзию, опасаясь, что она может оказаться правдой и, потеряв равновесие, я свалюсь в непроглядную черную бездну и останусь в ее чреве навеки.
Неожиданно лестница кончилась, и я очутился в огромном зале, залитом ослепительным светом. Буквально через пару секунд я понял, что свет не такой уж и яркий, даже относительно тусклый, но после моего нисхождения даже обычная свеча показалась бы мне солнцем. Источник света я так и не смог определить. Он просто был. Сам же зал представлял собой слегка облагороженную пещеру, где кирпичные стены и узорчатая плитка пола затейливо переплетались с диким камнем и сталагнатами. Почему-то у меня сложилось впечатление, что комната растет откуда-то из центра пещеры и постепенно стремится поглотить ее полностью. Приглядевшись, я заметил, что каждый кирпич в этих стенах был покрыт письменами на непонятном мне языке. Спустя некоторое время я стал замечать определенную систему в записях. Это явно был некий связный текст, разделенный на абзацы и главы. Запись велась справа налево, как принято в семитских языках, кое-где встречались совершенно неясные мне схемы и символы.
Почти обойдя зал по кругу, я, наконец, понял, что за текст читаю.
Это и был столь вожделенный мною гримуар.
Знания, лишь приумножающие печаль.
44
Как я уже сказал, я обошел зал по кругу почти полностью. Но, когда я вернулся ко входу, мне показалось, что помещение как-то изменилось. Откуда-то появились тяжеловесные книжные шкафы, наполненные очень старыми на вид томами, не менее монументального вида столы, сколоченные из грубых толстых досок, но имевшие некую брутальную красоту, а под сводом я разглядел несколько ярусов балок, хотя, так и не понял, для чего они служили. Я подошел к ближайшему из шкафов и взял с полки книгу. Она была столь же грубой и массивной, как и мебель, в переплете из толстой темной кожи. Пергамент страниц был покрыт теми же неведомыми мне символами, что и стены зала. Десятки, сотни гримуаров окружали меня. Конечно же, я не имел ни малейшего понятия, какой из них мне нужен. И даже если бы волей случая угадал бы и взял подходящий, как мне понять написанное в нем? В отчаянии я предпринял попытку реализовать заведомо обреченную на неудачу, но единственную, казавшуюся мне верной, идею – брал книги с полок и сравнивал их первые страницы с тем местом на стене, откуда, по моим расчетам, должен был начинаться текст. тем местом на стене, откуда, по моим расчетам, удачу, но единственную казавшуюся мне верной тальную красоту, а под сводом я ра
Не исключено, что рано или поздно я мог бы найти книгу, текст в которой совпадал бы с настенным. Но количество томов было таково, что была и не меньшая вероятность умереть с голоду раньше, чем это случится. Да, любовь моя, я помню, что такие как мы не могу умереть с голоду в привычном смысле этих слов, но так ли сильно отличался бы от этого вечный сон в самом сердце дьявольского гнездилища? Да и с чего я взял, что текст на стене – именно тот, который мне нужен? Только потому, что он был написан на самом видном месте. Означать же он мог все, что угодно. Равно, как и не быть каким-либо осмысленным текстом вообще. Это все были только мои догадки, не основанные ни на чем, кроме надежд и наспех привязанных к ним умозрительных заключениях. Пораженческие настроения усиливались еще и оттого, что выход был на расстоянии вытянутой руки. Я могу в любое мгновение оставить свое бесполезное занятие и вернуться домой, где буду коротать вечность в мечтах, что однажды все само собой найдется и произойдет.
Когда не остается больше никаких возможностей победить,
Мы можем сделать только один правильный выбор —
Продолжать борьбу.
В сердцах я ударил кулаком по стене и воскликнул: «Господи, раз уж ты избрал меня своим союзником, то не оставляй меня без своей помощи!». И через мгновение я получил ответ, хотя, и ожидаемо не от того, к кому обращался. «Имя твоего бога оскорбляет мой слух и эти древние стены, тварь!» – раздался протяжный скрипучий голос из глубины этой странной библиотеки. Я насторожился, будто голодный волк, почуявший добычу. Больше не чувствовалось каких-либо чар или иллюзий, противоестественной тоски или возбуждения. Остался уже знакомый мне обжигающе холодный азарт смертельно опасной охоты. Я обнажил меч, чтобы быть готовым к любой напасти, и медленно двинулся в ту сторону, откуда раздались эти слова. «Эй, демон! – крикнул я. – Ты же знаешь, кто я и что мне нет дела до твоих чувств?! Дай мне то, что я хочу, и сиди среди своих любимых стен хоть до конца света!». Ответом мне стала странная смесь шипения и смеха, и фраза на греческом, исполненная злобы: «Molon labe!».
И я пошел. Петляя между книжными шкафами, будто Тесей в лабиринте Минотавра, я продвигался к центру зала. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, каким будет итог моей встречи с местным «библиотекарем» – пока что, все мои контакты с демонами заканчивались совершенно одинаково. И пока что, в мою пользу. Излишнее высокомерие безнадежно губило моих противников. Но эта встреча, чем бы она не закончилась, должна изменить подобный порядок вещей – я не случайно нашел этот монастырь и, тем более, не случайно нашел библиотеку. Я знал это и мой враг должен был знать это, не хуже меня. Если мне удастся уйти живым, отношение ко мне изменится очень сильно. Если мне удастся уйти с тем, что я здесь ищу, то вся расстановка сил в нашем мире изменится. Фактически, два мира, ранее существовавшие почти параллельно друг другу, хоть и в пределах одной реальности, и не особо обращавшие друг на друга внимание, теперь будут обречены на столкновение. Последствия этого столкновения могут быть весьма печальными для моего племени.
ebooksa